Алракцитовое сердце. Том II

К моменту, когда тело вновь начало его слушаться, он был уже совершенно в этом уверен, как и в том, что госпиталь устроен Бергичем и союзниками. Своих спасителей дарвенцы боялись едва ли не больше, чем Владыку, и если верить покойному капитану Альбуту, у них были на то основания…

«Я все еще жив. Я выжил», — мысленно произнес Деян, поражаясь тому, что ничего не чувствует: ни разочарования, ни радости, ни страха перед грядущим. Ему не слишком хотелось вливаться в госпитальное «общество», поэтому он пролежал неподвижно еще с четверть часа или немного больше; но так не могло продолжаться вечно — и он открыл глаза.

— II —

К удивлению Деяна, госпиталь устроен был не на голой земле под открытым небом, а в хорошей большой палатке; правда, в ней, рассчитанной человек на двадцать, лежало вповалку больше шести десятков бывших дарвенских солдат. Густо пахло кровью и страданием. Большинство раненых, насколько он смог разглядеть со своего места, были ампутантами. Как и он: на месте гниющей Хемризовой плоти теперь чернели пропитавшиеся кровью бинты.

Но больше никаких ран, не считая разбитой головы и нескольких ушибов и ссадин, он на себе не нашел, и после того, как подошедший смуглокожий солдат дал ему напиться воды, понял, что чувствует себя не так уж плохо для того, кто второй раз за жизнь потерял одну и ту же ногу. У бергичевцев были сильные лекарства, и для него их не пожалели.

Другим, судя по крикам и стонам, повезло меньше; с ночи — так говорили — девять человек умерли.

Сосед со старческим скрипучим голосом не имел обеих рук и оказался неожиданно молод. Деян долго не мог припомнить, где видел его прежде; только потом в памяти всплыла дорога к Нелову и опрокинутая телега. Его звали — так он представился — Этьеном, и он был единственным в палатке офицером.

— Из какого ты отряда? — спросил он. — С виду парень приметный, но я тебя не помню.

— Прибыл в последнюю ночь: приписали в Горьевский, к Альбуту из епископской охраны; его тоже отправили туда, — сказал Деян.

Услышав имя капитана, Этьен скривился и больше вопросов не задавал. Но отвечал охотно, в отличие от других.

— Кое-кто видел, что твоей раной занимался Сам, — объяснил он, поглядывая на двоих стражников у входа в палатку. — Ты тут давно уже… с прошлого утра, считай. Я уже думал, не очнешься.

— Сам?.. — недоуменно переспросил Деян.

— Они, — Этьен поворотом головы указал на стражников и перешел на шепот, — называют его Марагаром: «меченым» по-ихнему. Кланяются ему, как отцу. А наши считают бесом во плоти. Знамо — чушь это, ну, про беса. Но смотрит этот Марагар так, что в дрожь бросает. И зачем мы ему — бог весть.

— Понятно, — сказал Деян.

Ему подумалось, что настоящему — пусть и сказочному — герою после путешествия в обществе бывшего Старожского князя и беседы с гроссмейстером ен’Гарбдадом пристало бы оказаться на приеме у самого барона. Но он был ненастоящий: никто из ниоткуда, калека из сожженного села. Поэтому ему выпал не барон и не король, а искавший совсем не его, одержимый местью иноземец-лекарь.

На что, впрочем, грешно было жаловаться: в другом случае он бы умер от вызванного разлагающейся плотью заражения — и это тоже был бы вполне подходящий для его нелепой истории конец.

— А чем завершилось сражение? — спросил Деян. — Я получил по голове, когда конники брали нашу вторую линию: больше ничего не помню.

Этьен аж присвистнул и сел на горе тряпья, заменявшей ему постель.

— Завершилось! — Его бледное, с нездоровым румянцем на щеках лицо приняло странное выражение. — Ох, не думаю…. После того, как Бергич нас с холма выбил, такое закрутилось — если б сам не видел, не поверил бы. Река, представь, ну…

Этьен отчаянно взмахнул культями, силясь жестом показать то, что не мог выразить словами; заскрипел зубами от боли — но продолжил:

— Когда пришел приказ отступать, многие наши уже на полпути к переправе были. Стали переправляться — и тут река обмелела; ну, наши на другой берег — бегом! Подобру-поздорову и убрались, кроме тех, кто возы и штаб оборонял. Синезнаменные — за ними, добивать, а тут вода возьми да вернись и перед носом им как волной — р-раз! И чудища из той воды полезли, то ли волки, то ли вовсе не пойми что… Я только издалека видал: красота и жуть!

Деян безотчетно кивнул: эти два слова описывали тварей мертвой повертухи довольно точно, а что речь именно о них — он не сомневался. Услышанное мало удивило его: Голем был слишком беспокойным человеком, чтобы остаться в стороне и помереть тихо, когда происходит что-то значительное.