Алтарь без божества

Но, наверное, не только внешними, видимыми моментами можно измерить уровень благополучия нашего труженика. Думаю, что и расцвет духовной, культурной жизни будет служить подтверждением этому. У нас свой оркестр, сильный коллектив художественной самодеятельности, в котором, кстати, участвую и я; совхозная библиотека насчитывает не одну тысячу книг, ее читателями, можно сказать, является все взрослое население Арчиса. Нередко мы собираемся на читательские конференции, встречаемся с поэтами, писателями, посещаем театры, ездим со своими постановками пьес и концертами к соседям, на смотры, принимаем гостей у себя.

Наши люди стали добрее, отзывчивее. За последние пять лет в нашем селении, например, не зафиксировано ни одной ссоры, ни одного скандала в семье. А побывайте на заседании постоянно действующего производственного совещания в совхозе, примите участие в рейде народного контроля, поприсутствуйте на сессии Арчисского сельсовета, депутатом которого я являюсь, и вы поймете, что именно народ у нас полновластный хозяин.

Я вспомнил все это, читая недавно опубликованную в печати Конституцию СССР. Какое, право, созвучие было в положениях этого документа с моими собственными мыслями. Я читал о том, что советский народ построил общество развитого социализма, и видел путь, пройденный людьми родного Арчиса, расцвет его, благосостояние земляков. Я всматривался в строки, где речь шла о стирании классовых различий, и вспоминал совместную работу ученых и членов своей бригады. Так во всем – говорилось ли о равноправии женщин, развитии демократии или росте экономической мощи страны – я постоянно находил подтверждение сказанному в конкретных делах Арчиса, его людей. Словно в капле воды отражались великие свершения Родины в истории моего селения. Да иначе и быть не должно. Ведь любое селение – частица страны, каждый человек – частица народа.

Эта неразрывная связь сделала нас сильными и мужественными. Нас хотели лишить Родины. Но мы обрели ее, обновленную и могущественную. Нас пытались бросить на колени, а мы встали под шелк знамен. Когда-то в Армению ехали, чтобы высказать сочувствие нашему народу, теперь заграничные гости, посещая республику, восхищаются богатством ее, культурой, расцветом науки. Только Советская власть, шестидесятилетие которой празднует весь наш народ, дала нам возможность встать на ноги. И значит, вечно цвести саду нашей дружбы!

Звезда Зияфат

Запах свежеиспеченного хлеба плыл по вечерней сельской улице. Смешанный с горьковатым дымком, исходящим от пышущих жаром глиняных печей, называемых здесь тендирами, на стенках которых и выпекается аппетитно запашистый лаваш, он вселял в сердца людей какую-то праздничную приподнятость и одновременно покой.

Негромко звякнула щеколда калитки. Зияфат, быстрая в движениях женщина, разрумянившаяся от огня тендира, обернулась на стук. По дорожке сада, улыбаясь, шагал ее муж Сохбат, а за ним – гроза местных и приезжих водителей начальник автоинспекции Гадыр Бабиров.

– Проходите, проходите, Гадыр-ага, – радушно захлопотала хозяйка. – Эй, Сахаргюль, дочка! Поухаживай за отцом и гостем.

Остроглазая, стройная девушка лет восемнадцати проворно сбежала по лестнице с кувшином воды и полотенцем. Увидев Бабирова, вдруг покраснела, потупилась.

– Уж извините, что беспокою, – говорил меж тем Гадыр. – В прошлый раз фуражку у вас забыл.

Незаметно бегут минуты, никнет от росы трава на лужайке, темнеет, а разговор за столом никак не кончается.

– Вот вы, Гадыр-ага, – бросила взгляд на гостя Зияфат, – по нашим дорогам ездите, за порядком на них следите, а какие это дороги – вроде вас и не касается. Но возьмите хотя бы сообщение между нашим селом и центральной усадьбой. Яма на яме, колдобина на колдобине. Я уже не раз говорила об этом. Но и вам бы не грех в иные двери постучаться. Да и сами кое-что могли бы сделать. Устроить воскресник, например.

– Охо-хо, Зияфат, не зря зовут тебя тут председателем! – покачал головой Бабиров и стал собираться.

Когда гость ушел, Зияфат, убирая посуду, покаялась:

– Ой, наговорила всякого. Не обиделся бы.

– Ты не знаешь Гадыра, – рассмеялся муж. – Не позже, чем завтра, придет. Вон, смотри, галстук оставил.

– Удивительно рассеянный!..

– Не рассеянный… Неужели не догадываешься, почему он к нам зачастил? У него же сын, Надир. С нашей дочерью дружит. Сватать ходит. И не решается. Как же? Такая семья. Мать – Герой Труда. На совещания в столицу ездит.

Зияфат всплеснула руками:

– О чем говоришь, отец! Герой… Совещания. Дочке-то девятнадцать лишь. В институт поступила… А потом жених-то в городе, преподает в музыкальной школе… Значит, уедет от нас Сахар-гюль. Для кого же мы дом отстроили?

– Погоди, погоди! Раньше времени нечего переживать. В девятнадцать лет и ты выходила замуж. И институт не помеха. Ты вон учишься. Так тебе-то, наверное, труднее совмещать и работу, и дом, и учебу, чем ей, молодой. Надир, верно, музыкант. Ну а селу музыканты не нужны, что ли?