– Портреты рисует, скульптуры делает. Видели мемориал погибшим в Отечественную войну? Иван Михайлович – соавтор проекта.
…В ту пору он работал председателем сельсовета и учился в заочном народном университете искусств. «Тайком учился, – признался мне. – Посудите сами: на шестой десяток перевалило, а я учиться подался. Страна готовилась отметить двадцатилетие Дня Победы над фашизмом Я сам воевал. Воевали и мои односельчане. Более трехсот человек сложили головы. Светлую память о них мне очень хотелось увековечить».
В центре Терновки стоит этот памятник. Вечный огонь у подножия. Мраморные серые ступени и белые плиты с высеченными именами погибших. Летними тихими вечерами идут сюда выпускники местной школы, чтобы дать молчаливую клятву перед большой жизненной дорогой. Здесь принимают в пионеры. Молодожены по велению сердца кладут на серые камни алые розы…
Приходит и он сам. Постоит, вспомнит свои солдатские дороги. Куда только не заносила судьба Ивана Михайловича! Чуть ли не весь Советский Союз объездил, служа по дальним гарнизонам в мирное время. И за далью дорог и лет уже реже виделись ему родные края – далекое молдавское село Терновка, откуда уходил он в армию в тридцатые годы. Особенно после того, как порвалась последняя ниточка связи с деревней – умерли родители.
Но однажды получил он письмо от отцова товарища – Даниила Алексеевича Арнаута. «Приезжай, Ваня, – писал престарелый колхозник, – посмотри хоть ты за отца своего, какой славной стала наша Терновка».
Разволновало письмо. В памяти вставали картины, виденные в далеком детстве. Покосившиеся домики, пыльные узкие улочки. За околицей в поле – курган. Говорили, что там захоронены суворовские солдаты.
Вспомнилось и другое. За Терновкой, в плавнях, в ту пору стояли еще те самые погреба, в которых несколько десятков жителей села в конце прошлого столетия самозахоронили себя. Это ужасное событие тогда потрясло всех. На всю Россию прозвучали слова В. Г. Короленко: «…Нужно поднять цену человеческой жизни, человеческой личности, сделать жизнь более светлой и открытой, чтобы в ней не могли ютиться гнезда мрачного фанатизма, как скиты терновских плавней».
Получив приглашение, Федоров поехал в село своего детства. И вот уже почти двадцать лет снова живет в Терновке. И не перестает удивляться, как хорошеет год от года родное село.
А память вновь и вновь возвращает его к горькому прошлому.
Сколько он видел всего! Сколько событий прошло через его жизнь!..
Только что отгремела гражданская. Свеж ее след. У суворовского кургана – полузасыпанные окопы. Около одного из них – старенькая повозка. На отцовской солдатской шинели лежат он, Ванюшка, и его сестренка. Рядом кувшин с квасом. Отец косит. Мать вяжет снопы. Жаркий трудный день.
Мальчишке хочется поесть. Но мамалыгу, которую мать захватила в поле, они разделят только в обед…
Скудна, скупа была здешняя земля. В засушливые годы крестьянам не удавалось вернуть даже семян. Голод, болезни, мор. В их семье из 18 детей выжило только пятеро.
Вечером у костра собирались соседи. Николай Бурдюжа, Гешка Бендерский, Григорий Балан говорили о новой жизни, хоть и не очень верили в нее. Тогда Ванюшка впервые услышал незнакомое слово «колхоз». Пройдет совсем немного времени, и это слово станет главным в жизни крестьянина, в жизни его отца.
– Есть у меня документ тех лет, – говорит Иван Михайлович, – протокол собрания, что шло в сельсовете. Люди мечтали, каким будет здешний колхоз. Мечтали, что у каждого будет дом деревянный, что пшеницы будут собирать по сто пудов с гектара, а фруктов по пятьсот. Смотрю я на эту бумагу и не верю себе: как же далеко остались эти казавшиеся несбыточными думы! Посмотрите, какие у нас сады, какие поля! – Он помолчал немного и снова, как будто опасаясь, что его не поймут, взволнованно продолжал: – А люди? Написать надо обо всем этом. Нельзя не написать!
Гордость за свое село, за односельчан звучала в его словах. Как и в присланном им в редакцию письме, показавшемся издалека тревожным: «Приезжайте и посмотрите, как мы живем. Удивитесь!»
Свет доброты
Когда человек начинает стареть, он все чаще вспоминает прошлое, дни своей молодости. Безусловную справедливость этого житейского наблюдения совхозный сторож Николай Байнов ощутил в преддверии собственного шестидесятилетия. Обходя теперь ночами свои объекты: свиноферму, гараж, уснувший родной поселок Палочка, – он нет-нет да и задумывался о прожитой жизни. Какой она была у него?
Ответ получался расплывчатым. Насколько помнил себя Николай, он все время работал. А когда началась война, ушел воевать. В бою под Москвой потерял левый глаз. После госпиталя – снова на фронт. И воевал до победного.
Демобилизовался в сорок шестом, сразу женился. Дети, у них с Валентиной пошли один за другим – пятеро. Три дочери и два сына. Отличные ребята выросли! Сыновья «повыколосились», в армию служить отправились, дочери около дома остались. В общем, жизнь как жизнь.