Из соседнего Зугдидского района познакомиться с Мзией приехал прославленный чаевод Валико Меунаргия, Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета СССР. Они потом станут друзьями, Мзия назовет его своим учителем и наставником. Но в тот раз разговор между ними получился довольно сухим. Быть может, оттого, что по молодости она не сумела четко рассказать Валико о «своей методе» и, боясь, что гость усомнится в ее достижении, она заявила не очень почтительно: «Придет время, Валерьян Германович, и вам придется посторониться».
И время это действительно придет, Мзия «перекроет» показатель знатного чаевода, но уже попросит Валико простить ее за давние дерзкие слова. Он улыбнется обаятельной улыбкой человека, умудренного жизнью, и скажет: «Дерзких слов я бы не простил никому, но ты же не дерзила, дорогая моя, а дерзала, а это разные вещи».
Через год она собрала на комбайне уже сорок четыре тонны чайного листа. Ее избирают депутатом в районный Совет. Она получает премию – «Жигули».
И тут нежданно грянула беда.
«Жигули»… Нет теперь их. Разбросаны по уступам Ингурского ущелья. Может, мне обойти стороной этот случай, не касаться его? Но как обойти, если был он? Нелепый по своей сути, но высветивший со всей силой характер этой женщины, ее волю.
Врачи не утешали родных и близких: у них не было надежды, что удастся поднять на ноги Мзиури. Ведь когда машина летела под откос, она сидела за рулем.
Она встала на ноги. Снова пришла на машинный двор. И весной ее оранжевый «Сакартвело» уже обнимал своими дугообразными гребенками бархатисто-зеленые шпалеры чайных кустов, убегающих от сельской околицы к синей гряде гор.
В то лето ее показатель рекордным не был. Но зато в последующие годы она будто наверстывала за него. Ее достижения праздничным и ошеломляющим фейерверком вспыхивают в конце каждого сезона. 1976 год. Собрано 64 тонны листа; 1977-й – 74,5; 1978-й – 78, 1979-й – 85 тонн, 1980-й – 116. И – трудно представить! – в 1981 году она собрала с 14 гектаров 202 тонны зеленого золота.
Мзия становится обладателем приза имени Паши Ангелиной, удостаивается ордена Ленина, потом награждается им во второй раз и золотой медалью «Серп и Молот», избирается депутатом Верховного Совета Грузинской ССР, едет делегатом на съезд комсомола, ей присваивается звание лауреата Государственной премии Грузинской ССР.
Слава… Можно ли ею измерять расцвет, глубину личности труженика? Думаю, можно, поскольку она эквивалентна трудовому вкладу человека, щедрости его души, мужеству сердца и глубине познаний. И это – не исключительность одиночек, а возможность каждого. Можно было бы написать не одну страницу и о людях колхоза имени Орджоникидзе, товарищах Мзии: животноводе Мелентии Кардаве, бригадире строителей Ермолае Циментии, первых механизаторах-чаеводах Лео Окуджаве и Валериане Дзадзамии, руководителе хозяйства Гугуни Чантурии. Да нельзя, как говорят, объять необъятное. Приведу лишь слова, сказанные моей героиней:
– Я жила в окружении добрых людей. И душевные россыпи, теплый их свет грели мне сердце, а их трудолюбие наполняло его отвагой и решимостью.
Эти слова сказала она не на высоком совещании, а на кромке своего поля, где я увидел ее за работой. Но они прозвучали естественно и искренне. И вполне к месту.
– Посмотрите, – указала она на небольшую гряду огромных деревьев. – Это память о тех, кто создавал здесь поле. Ведь наша местность горная, легких участков для земледелия и чаеводства не было. В те годы наши отцы и деды все делали вручную. Так как же не поклониться труду их?
Поклониться труду. Не дать погаснуть памяти… Мы шли с Мзиури поздним вечером к дому ее мимо колхозного парка, где голубым огнем горели серебристые ели. Их – 46. Ровно столько, сколько не вернулось с войны жителей села – исконных тружеников земли, первых чаеводов. Сорок шесть из ста двадцати, проживавших здесь до опаленных войной лет. Среди них герои Севастополя и Сталинграда, Малой земли и Курска. Одни из них сложили головы в первые дни войны в заснеженных полях под Москвой, другие – на подступах к рейхстагу. Как хотели они вернуться к родному саду и полю, продолжить начатое и прерванное суровым лихолетьем дело! Кто продолжит его?
Я смотрел на Мзиури и думал, не героические ли деяния односельчан и руководят ее поступками? Не в них ли кроются истоки несокрушимого желания работать лучше и лучше? Раньше, когда она только еще начинала свою трудовую жизнь, эти силы действовали, вероятно, подспудно. Она не могла тогда объяснить решений своих толком даже отцу. Но теперь трудовое подвижничество осознанно и оттого заслуживает еще большего поклонения.
Она скромна в своих потребностях. Вспоминаю, как каждое утро перед работой бабушка Минуца хлопотала, стараясь накормить «работницу» получше, а она съедала кусочек сыра с лавашем, запивала стаканом горячего чая и бежала на плантацию.