Алтарь

Он стоял и смотрел в рассветное небо, полной грудью вдыхая чистый деревенский воздух. Робкий ветерок шевелил его волосы и ласкал обоняние приятным ароматом из цветника под окнами. Пригладив русую шевелюру широкой ладонью, Поликарп улыбнулся и, спустившись с крыльца, ступил на мокрую от росы траву.

- Хорошее утро, - повторил он вслух и ещё раз широко улыбнулся.

Поликарп снял белую рубаху, которую ему в своё время подарила жена, и с удовольствием облился ледяной водой из колодца. Затем снова набрал воды, отпил немного прямо из ведра и обеими руками выжал свою густую окладистую бороду.

Натянув рубаху, Поликарп сел на старое, растрескавшееся бревно у крыльца, вынул из кармана небольшую черную трубку и закурил. Он совершал этот придуманный им самим ритуал только два раза в день: утром, до завтрака, сидя на этом старом дубовом стволе, и вечером, после ужина, у камина, глядя на хаотично пляшущие языки пламени и слушая жалобное потрескивание обречённых стать пеплом дров.

Не прошло и пяти минут, как Поликарп услышал стук закрывающейся двери соседнего дома и, обернувшись, увидел невысокого бородатого мужичка в полном рыбацком облачении и с удочкой на плече.

- Здорово, Авдот, - крикнул мужичку Поликарп.

- Здравствуй, Поликарп, - откликнулся тот, приближаясь.

- Никак на рыбалку собрался?

- А что ж? Такое утро грех пропускать. Аль не так?

- Так, Авдот. Утро доброе.

- Вот и я думаю - утро какое доброе! Дай на рыбалку схожу. Взял удочку и пошёл. Слава богу, речка рядом - далеко топать не надобно. А то грехом бы и дома остался, - Авдот уже примостился на бревне рядом с Поликарпом и с жаром принялся рассказывать. - А ты слыхал, Ванька что учудил-то, а?

- Ладно, Авдот, - разговорился! Рыба уплывёт.

- Твоя правда, Поликарп. Рыба - она что твой паровоз: ждать не будеть! - Авдот тяжело вздохнул, поднялся и, взяв удочку, направился к реке.

Тут из-за недалекого бугорка показалось стадо коров, и Поликарп с огорчением понял, что трубку ему уже докурить не удастся. Кряхтя, он поднялся с бревна и не спеша направил свои стопы к коровнику - выпускать Рыжуху на пастбище. Как-то незаметно к Поликарпу присоединился беспородный пес преклонных лет.

- Здравствуй, Серый, - обратился к псу бородач, потрепав его за ухом. - Где же ты пропадал всё утро, старый плут? Никак к Рябке бегал опять?.. Всё бы тебе к бабам, Серый! В твои-то годы!

Серый ничего не ответил, а только посмотрел на Поликарпа своими большими умными глазами, опустил голову и поплёлся к конуре, где улёгся на травке и стал наблюдать за дальнейшими действиями хозяина.

Когда Поликарп вывел корову со двора, стадо уже величественно шествовало мимо. Бородач поискал глазами пастуха и крикнул:

- Эй, Семён! Забирай Рыжуху!

Из самой гущи стада вышел тощий человечек в красной рубахе и чёрных трико, обутый в резиновые сапоги едкого зелёного цвета. На плече пастуха висел длинный кнут, а на голову была нахлобучена старая серая кепка, изъеденная молью. Человечек постоянно то чесал, то утирал свой длинный острый нос.

- Здорово, Евграфыч, - обратился Семён к Поликарпу. - Погодка сёдня добрая, а? - человечек говорил быстро, покашливая и утирая нос через каждые два-три слова.

- Да, ничего...

- Эта... Я чё говорю-то... У тя, Евграфыч... э-э... табачку нету чуток - курить шибко разбирает... эта, а?

Поликарп извлек из кармана табакерку и отсыпал щепотку в грязную ладонь пастуха.

- Эта... Благодарствую, Евграфыч, - сказал Семён. - Ты эта... ну... знаешь про Ивана-то? Он вчерась... у Лукерьи был... Ну, вот, эта... апосля такие штуки видал чудные...

- Какие "штуки"? - спросил Поликарп. - Опять домовых по-пьяни ловил, что ли? Ну, так это, брат, мы уже слышали! И не раз.

- Да не-е... Эта... Другие штуки-то вчерась были... Ты, Евграфыч, сам сходи к Ваньке-то и спроси сам-то. А то ж я чё не так скажу... Ко всему, он сам эта... тя кличет. Грит: Поликарпа эта... спросить надобно... поди, растолковать смогёт, а? Вот, ты уж поди к нему, помоги эта... растолковать, а я пойду - меня бурёнки уж заждалися...

Семён повернулся и, хлопнув ладонью по боку Рыжухи, мирно щиплющей рядом травку, пошёл к стаду. Поликарпова корова не спеша двинулась за ним. Шагов через двадцать пастух обернулся и крикнул:

- Евграфыч! Эта... К Ваньке-то сходи...

- Схожу, - откликнулся Поликарп и подумал: "Этак я и не позавтракаю сегодня!.. Эх... Ладно, пойду к Ваньке - может, чего интересного расскажет".

II

У Ванькиного крыльца Поликарп увидел Лукерью - сорокалетнюю розовощёкую полную женщину, которая стояла, уперев руки в бока, и улыбалась, рядом с ней бабу Марусю - маленькую сухенькую старушку, стоявшую, сжав руки под подбородком, с таким видом, будто видела живого чёрта, и, сидевшего на лавочке по левую руку от Ивана, седобородого деда Захара. Иван что-то увлеченно, наверное, уже не в первый раз, рассказывал, а слушатели почтительно молчали, только баба Маруся время от времени тихо приговаривала: "Ой, чё-ж делается-то, чё-ж делается!!" - и покачивала головой.