- Удивляюсь я на тебя, Серый, - говорил Поликарп. - Как можно бояться такого симпатичного, ласкового и, практически, ручного зверька?! Он же не съест тебя, в конце концов! Подойди - познакомься с ним: возможно, ему придётся пожить у нас несколько дней - пока рана не заживёт. Ну?! Я что сказал? - пёс даже не тронулся с места, только ещё плотнее вжался в угол и ещё жалобнее заскулил. - Ну, как хочешь. Можешь после ужина идти ночевать в свою конуру. Только учти, что общаться с гостем тебе всё равно придётся - желаешь ты этого или нет.
IV
Поликарп стоял у окна и набивал трубку. Тут же на подоконнике лежал суслик, уставившись в темноту тихого летнего вечера. В угольно чёрном небе на фоне звёздной россыпи сияла луна, озаряя мягким светом застывшие, словно на фотографии, кроны деревьев. Было поздно, и деревня уже погрузилась в сон. Только изредка доносился непродолжительный лай, обращённый, вероятно, к какой-нибудь ненавистной всем собакам и, конечно, ни в чём не повинной кошке.
Раскурив трубку, Поликарп сел в кресло у камина, затянулся и потрепал за ухом Серого, расположившегося рядом.
- Ну что, Серый, - обратился бородач к псу, украдкой взволнованно поглядывающему на суслика, - как ты думаешь: есть звезда Ванькина в лесу или нет?... Т
Звёзды... Звёзды не меняются, Серый. Они вечны по сравнению с нашей с тобой жизнью. Что мы? Чуть больше полусотни лет и нет нас. А звёзды даже ни на толику не изменятся.
Как могут эти далёкие солнца далёких неведомых миров не привлекать человека, а, Серый? Как может человек, пускай тот же Ванька, сказать, дескать, чего я там на небе не видывал? Ведь человек, поди, не корова какая, не курица безмозглая! Человек рождён думать, Серый. На то ему мозг и дан Природой - чтоб соображать, накапливать знания и обрабатывать их. Человек должен учиться, становиться разумным. Таким, каким должен быть. И ладно, что не государство это наше хр
Да что скрывать - и я такой же был до того как Машенька моя умерла. Не ценил я её, Серый, не понимал глубины души её. Накопаюсь в этом треклятом огороде, прихожу: "Машка, обед!" - и всё. До самой смерти буду клеймить себя, Серый, всю жизнь оставшуюся, за то, что не был с ней близок душою. Баба, думал, она и есть баба - что с ней взять-то! И только потом всё понял, старик, только потом, когда уже поздно было. И бог, в которого все поголовно тут верят, даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь. Да и есть ли он вообще, бог-то этот? Вот бабка Маруся говорит, дескать, есть он: на небе за облаками прячется и в щёлочку поглядывает, что у нас тут делается. Иван, говорит, тоже есть: дед хилый с бородищею, и тоже на небе. Говорит, видел его однажды: пальцем грозил и пить запрещал, а сам - чуть не разваливается от старости. Но это Ивану, Серый, наверняка спьяну привиделось...
Потом приезжал к нам поп с району, говорил, мол, покайтеся и бог примет вас. Вон Ванька покаялся - и что? Только они вместе с попом и "приняли". Потом батюшку еле в машину усадили - всё частушки пел неприличные. И думай после этого: есть бог или нет его вовсе!
Хотя, с другой стороны, как это всё могло само собой получиться: весь мир, космос, звёзды? Учёные, поди, и посейчас ломают себе головы, пытаясь изничтожить веру людей в Вышнего и дать вразумительный ответ. Но что-то у них не складывается, не получается точной системы. Ответа нет и, думаю, Серый, не будет. По крайней мере, на нашем веку того не случится, - Поликарп вытряхнул пепел из докуренной трубки и вздохнул. - Ну что, друг мой Серый, спать пойдём? - пёс нехотя встал, подёргивая ушами, и пару раз вяло вильнул хвостом. - Пошли - будешь в конуре ночевать, коли в хате боишься. Ума не приложу, чем тебе не нравится эта зверушка?!
V
Поликарп открыл глаза и увидел лежащего рядом, на подушке, суслика.