Альтернативная личность

Что с того, что он верит в раскрытие? Ведь оно не раскрытие! И нет никакого раскрытия. Один мираж. Фикция. И ты на том же месте. Имитация движения. То же место. Только с другой стороны. Лист Мебиуса, лист Мебиуса. Получается, что верил недостаточно. Или не в то. Сергей Арнольдович выпустил струйку дыма, куснул мундштук. Гостиница провинциальная. Захолустный постоялый двор. Приехал, переночевал, уехал. В этом номере до него останавливался Воронин. Несколько дней назад — скажем, дней десять, если верить дежурной — он делил с Ворониным этот номер. Но он был в Москве. А Воронин тут. Кто ищет, тот всегда найдет. Но разве это находка? Так, уходящее тепло безмолвного постояльца. Приехал, поспал, уехал. И убил где-то между первым и вторым. Или между вторым и третьим. А еще умер пять лет назад. И ты снова ищи, снова в начало. И больше некому здесь быть. Только он и Воронин. И разница в несколько дней. И разница в пять лет.

* * *

Летом здесь красиво, — сказал незнакомец.

— Правда? — отозвался Андрей. — Не знаю, я тут не бывал.

— Бывали, — заверил незнакомец, — бывали как-то.

— Да? Не помню…

— А вот скажите, — поинтересовался незнакомец, — если вы верите в то, что у человека имеется душа. Почему же он так безумно в себя влюблен? Не противоречит это одно другому?

— Разве в себя? — удивился Андрей. — Он другого любит. Вы любили когда-нибудь?

— Нет, — ответил незнакомец, — поэтому спрашиваю. Что-то непохоже, чтобы он другого любил — ведь это действие человек для себя лишь производит?

Производить действие. Как подковы гнуть. Нет, как выпускать на продажу гвозди. Странная формулировка. Андрей улыбнулся. Странная, но если не цепляться к словам, похоже, что верная. Для себя человек любит. Конечно же для себя. Но любить другого — это ведь не быть безумно в себя влюбленным? Если он любит, это немножечко и для того, другого. Любит для себя, а получается на двоих. По половинке. А когда и другой любит, то получается две по одной второй. В сумме — целое. Каждому по штуке. По штуке любви. Как у них с Катькой. Спускался по лестнице, случайно положил руку. Абсолютно случайно. Она промолчала, не высвободила свою. Но ничего не было. А после школы встретились. И получилось каждому по штуке. Через годы, но получилось. И никто не скажет, что в себя. В Катьку. А в кого ж еще. По штуке и есть.

А потом ждали сына. Его не было. И никого у них не было. Он уезжал, возвращался. А она ждала. Периодами ждала. Но в основном были вместе. А сына не было. И все еще никого не было. А было бы по одной целой и одной второй. Он давал бы им по половинке, а они бы ему по штуке. В итоге: у него две единицы и у них по одной целой, пяти десятых. Родители детей любят крепче, нежели в обратную сторону. Арифметика. А потом у Катьки появился живот, и все встало на свои места. Двадцать пять лет — самая пора.

— «И пила свою чашу и горькую стопку до дна. Только тем и ломила хребты с недоноскою ношей. „Не сердись, ты хороший мужик“, — утешала она. И он думал: „Гляди-ка, мужик я, а все же хороший“. И на бранное ложе сходила как на пьедестал. Лишь слегка задыхалась. Да нет же! Дышала как юная лошадь. Ну а он еще спал. Жаль, конечно. Да видно устал. Ну а ты как хотела? Мужик ведь — и сразу хороший». — Андрей замолчал. — Хорошие стихи…

— «И однажды, сорвав ее швы да с изнанки судьбы — да клочками резина и вата, да клочьями кожа — он схватил и понес на руках, как на дыбу, поставил ее на дыбы. Только крикнуть успела: „Мужик он и вправду хороший!“ Не Варвара-краса, да не курица Ряба. Не артистка, конечно, но тоже совсем не проста. Да Яга не Яга, лишь бы только хорошая баба. И под мышку к ней влез и уснул, как за пазухой у Христа…» — подхватил незнакомец. — Башлачев.

— Башлачев, — кивнул Андрей.

— Вез как-то его, тихий такой парень. А внутри клокочет.

— Клокочет, — согласился Андрей.

— Пойдемте, — позвал незнакомец, — здесь недалеко его могилка, покажу.

* * *

Соня хотела сделать приятное. И угадала. И старушка прослезилась. Таки ведь, действительно, икона расчистилась, засияла.

— Спасибо, матушка, — сказала старушка, — вам. — И поцеловала Соне руку. А потом раму иконы.

— Что вы! Не нужно, — высвободила Соня руку и покраснела. — Вы Феклу-то поставьте, — предложила Соня, — устанет рука же.

— Вы меня простите, — всхлипнула старушка и опустила сумку. — Нет чем отблагодарить вас. Совсем.

— А ничего и не надо, — который раз отмахнулась Соня. — Приходите, всегда рады. — Показала на стул. — Садитесь.

— А мы ведь с замечательным Жориком… — начала старушка и перешла на шепот. — Столоверчением занимались. — Рассмеялась. — Правда! — И добавила для точности: — всего один раз. Сыночка вызывали. Моего.

— Понимаю, — сказал Соня.