Но в это момент треснул выстрел. Второй, третий. Выбежал из арки преступник, огляделся и побежал к остановке. Шумно поднялись с сосен вороны, закружили над домом, над кафе, над дорогой. Прокатилось, погасло среди домов короткое эхо. Не остановилась ни одна машина, не подъехала «скорая», не примчалось подкрепление, не открылось окно, и не высунулась любопытная пенсионерка поинтересоваться, что там грохочет. Как будто ничего и не было, только преступник в троллейбус вскочил — раз, двери закрылись — два, и он уехал навечно — три.
— Что же мы здесь!!! — крикнул Сергей Арнольдович Жорику. — Ему ведь помочь нужно…
И бросился через дорогу. А Жорик так и остался сидеть за пустым столиком. Отвинтил у термоса крышку, плеснул в бумажный стаканчик, сделал маленький глоток, второй, и ногу на ногу забросил.
Вороны угомонились, вернулись на сосны. И троллейбус уже скрылся за поворотом. И шоссе гудит многоголосое. И не видно, кто в машинах сидит, словно без людей едут. И не идет никто мимо домов, мимо того, что с аркой да из кубиков. Не видать никого: лишь Сергей Арнольдович среди машин лавирует, на помощь бежит, на одну ногу прихрамывая. Две грамоты от управления, четыре от отдела, командирские часы, майор и следователь по самым важным делам…
Воздух бежал в медный водолазный шлем по толстенному резиновому шлангу, с шипением врывался внутрь, раздувал костюм, словно большущую резиновую грелку. Матвей продулся: вверх рванулись пузырьки воздуха, и тут же придавило ко дну. Он свернулся калачиком, опустил голову на ближайшую кочку, закрыл глаза. Хорошо на дне, тихо, только воздух шипит — компрессор с катера подает. На дне, будто лавка забытых вещей: банка, бутылка, обод от колеса. И все можно брать бесплатно, только руку протяни. Не зря говорят, что самые расчудесные богатства на дне морей спрятаны: капитан Немо знал, где искать, вовсе не за облаками. Позовет команду, крикнет: «Обе машины, полный вперед!» — и ну дно утюжить. Только шорох стоит. Насобирает и бедным раздает. Когда у тебя в руках сила необыкновенная, почти волшебство, тебе и богатым быть не хочется. Это бедным нужны богатства, чтоб концы с концами сводить, а Немо — ни к чему. И Матвею — ни к чему. Он и сам девать куда не знает.
Скелеты деревянных кораблей, панцири стальных — все здесь. А команды нет, ушла команда. Бросила богатства и ушла. Только рыбки строем плавают, как солдатики. Правильными такими фалангами. Полосатые рыбки, крапчатые. Подплывают к ободу велосипедному, шепчут и в строй возвращаются. Дисциплина.
Нет такого моря, чтоб более других Матвею нравилось, все хороши. И черное, и красное, и желтое с синим, даже — зеленое. Ведь это части одного целого — так в «Книге будущих адмиралов» написано — вода, одним словом…
В медном шлеме три окошка — чтоб обзор был широкий. Три иллюминатора с болтиками-клепками по периметру: слева, справа и передний. А сзади не делают — голова у обычного человека так далеко не вращается. И шлем не вращается, он жестко к шейному кольцу привинчивается. Чтобы посмотреть назад, нужно ножками шевелить. Ножками, ножками! Поднялся и по кругу пошел, рыбки — за ним. Полосатые и крапчатые. В шлем заглядывают.
На поверхности моря ураган шумит, в такую погоду работы прекращаются. Но не для Матвея. Ему не страшно. Бродит по дну, пузыри наверх отпускает — мол, со мной все в порядке. Где какое судно осмотрит, где подводной лодке рукавицей помашет. А когда ураган утихает, пятки чьи-то щекочет — купальщики из воды не выходят, ноги в сторону дна протягивают и коленками дрыгают. Отдыхающие Матвея за леща принимают. Проплыл и коснулся. А Матвей еще раз. Значит, нужно с удочкой приходить — леща много. Но увидит Матвей крючок с червяком вьющимся, записку вешает: «ушел обедать, буду в три». Пусть посмеются. И пусть в беседе порассказывают.
А он дальше идет, галошами тяжеленными, в дюжину килограмм, переступает. Но ни на что живое не наступит, ни травинки придонной не раздавит — умением владеет. Будто по снегу на лыжах скользит, в десяти сантиметрах от земли. Иной раз попросит, ему велосипед на дно спускают, с пропеллером позади. Сядешь на него, фару зажжешь — далеко видно — и катишь себе. Опять же ни на травинку не наезжая, ни на что живое. Насосом воздуху подкачаешь в шины и вперед. А в рюкзаке у него чего только нет: в первую очередь — фотография с сиренью и зубами, во вторую — коробка «Курочка Ряба», потом два носовых платка, папин армейский нож, карта всех морей и океанов, картон, карандаши и акварель. После полудня он просыпается, лишний воздух из шлема выпускает и рисует, рисует. Потом вырезает. Руки вырежет, ноги…
Кто-то Матвея за ногу потянул. Открыл глаза: никого. Показалось. И опять закрыл.
— Вставай, все на свете проспишь. Врач скоро придет, горло ему покажешь, соня…