Альтернативная личность

Горе в одиночку никогда не приходит, если это настоящее горе, тащит за собой другое, не менее тяжелое. Вчера сына нашли, а сегодня и за ней «скорая» приехала. И кого она прогневала, кто скажет? А кого сын? А вместе они — кого? Жили, никому не мешали, не попрошайничали. И на тебе! Одиннадцать ножевых ранений они нанесли Ильюшеньке! Это не считая, что били и руками, и ногами. И никто не подошел, не помог. А ведь он людям хорошее нес, церковной утварью торговал. Кого обидел? «Скорая» могла опоздать шесть раз — тридцать минут ехала — а он умер за пять. Вся кровь вышла, все литры. Она бы ему свою дала, не жалко, но ведь не просили, а куда бежать — она не знала. Сегодня милиционеры пришли, сказали, что с сыном беда, а она едва слышит, перед глазами пятна черные и в голове бум-бум — стучит колокол. Ушли, а она уже встать не может. До телефона дотянулась, сказала, чтоб забирали, и упала возле кровати: заражение крови, отравление всего организма. Не ходит горе в одиночку, ой, не ходит.

Пока везли, сказали, что уже поздно: в таком возрасте, мол. А ей ведь и жить-то уже неохота. Металась вся, Ильюшеньку своего звала, хотела сказать, что побежит за ним в любую даль, но только подбородком повела и затихла. Не было у нее никого, кроме сына, никто и не нужен был. Мужа прогнала, а с мужчинами не встречалась, сына растила, хотела, чтоб ему хорошо было, чтоб сильным был и с успехом. И успех вроде пошел: на работу устроился, а то все себя искал, машину вот взял, правда, пока лишь по доверенности, но все же. И девушка появилась у него, из хозяйственного магазина. С ребенком, только что, но ведь и свои начались бы. Многого не просили: покушать бы, да на себя что надеть, экономили на многом. Ведь за учебник дай, за портфель дай, за тетрадки и ручки — тоже. А в институт какие расходы? Поэтому не пошел. Из армии вернулся, опять все новое покупай. Пока работу ждал, с парнями связался, немного из дому стал таскать. После вроде как деньги появились. Иногда в карты играл — так, для души. Выигрывал бывало. Она радовалась, что без копейки не сидит. Пойдет к подруге, про сына рассказывает. А подруга завистью аж вся исходит, говорит, что она хочет, чтоб та ей зависть демонстрировала и дискомфорт ощущала. Разве ж она для этого про сына рассказывает? А с другой стороны? Ну и позавидуй ты, ничего с тобой не случится, только подстегнет тебя. Тебе же лучше.

Бизнес себе завела. Котят топить. Не хитрый, но ведь и то ничего. Опять же, сыну всяко помощь. Вдруг женится? Или девушке купит чего — не дорогое пусть, но приятно. Он же первый и одобрил занятие новое ее, кое-кого из клиентов подослал, с приплодом, который девать некуда, которые. Нет ведь службы специальной, чтоб от приплода избавляли. Ты тут и не зевай, нишу занимай. И литературы специальной тоже нет, не пишут про такое. Где-то что-то услышит, где-то что-то сама поймет. Ведь они и кошек никогда не держали, как их в воду совать не догадывалась поначалу. В кастрюле попробовала, брезгливость нашла, в ванной — тоже не то. Придумала в банке их топить. Слепые такие, мерзкие. Полулысые и пуповина у некоторых торчит. Накроешь крышкой и можно делами своими заниматься, потом в газетку аккуратно сложишь, четыре там или пять, и — в мусоропровод.

Третьего дня то ли магнитная буря была, то ли давление высокое атмосферное, то ли все вместе, — плохо ей было. Сына проводила на работу и за котят взялась, привезли только что. Руку просунула в банку, а обратно никак, распухла рука от бури магнитной или от давления высокого, не хочет из банки выниматься. Уже и котята затихли, на дне сгрудились, а рука синеет и еще больше пухнет. Позвонила Ильюше, а он, делать-то нечего, сказал, чтоб банку разбила. Так и сделала. Сделать-то сделала, но и руку порезала. Довольно глубоко порезала. Только не стала врача вызывать, морока с ними, одеколоном спрыснула и платочком повязала. К вечеру рука от пореза расползлась дальше некуда — как тыква незрелая стала — и температура в теле поднялась. А сегодня свалилась вот у кровати — сына убили, и сама в гроб — и соображать уже ничего не соображала. Может, оно и правильно, Ильюшеньку хоть догонит: жить-то ей без него зачем теперь? Привезли ее санитары в больницу и сразу в морг, в холодильник определили. Хорошо, что не в мусоропровод, в газетке спустили. Могли ведь. Только она б туда не пролезла, широкая больно.

— Ну, это вы о них зря так, — возразил ГГ. — Вы же человек — не кошка. У них это не положено.

— Пошутила я, что ж остается? — сказала она и прижала к груди злополучную руку.

— Давайте я вас ремнем пристегну, — предложил ГГ. — Мало ли что…

— А мы куда теперь? — насторожилась она.

— К сыну вашему, — успокоил ГГ.

Ну, слава Богу! Так она и думала. Ведь нашелся хороший человек: верь, и он непременно отыщется. Она всегда это говорила. И сыну — в первую очередь. Жди, и придет он, заработок, и благополучие впереди покажется, нужно лишь верить. Все ждут денег, но не у всех хватает терпения дождаться. Жди… Год, два, может, три. Деньги, ведь они тоже любят повыпендриваться. Жди…