Альтернативная личность

— Я все хотел вас спросить… — Андрей опустился на стул. — Как же вас зовут?

— Разве я не сказал? — удивился незнакомец и протянул руку. — Георгий. Из сочувствующих.

— Как это? — не понял Андрей.

— Очень просто, шутка такая, — улыбнулся незнакомец. — Всем сочувствую. Буддистам, сюрреалистам, коммунистам. Чтоб не скучно было: едешь в машине, порой так скучно станет…

— Всем сочувствую, никого не жалею, — произнес Андрей, — правильно я вас понимаю?

— А что мне вас жалеть? Достаточно, что вы сами себя жалеете под завязку…

— А фамилия у вас есть, или она вам ни к чему? Хотя, можете не говорить.

— Почему же, и фамилия имеется. Только я, в самом деле, ее не назову, она у меня очень смешная, на букву «г». Если хотите, зовите меня ГГ. Устроит? Вообще, у меня многое смешное: внешность, фамилия, даже машина.

— Да уж, машина — это я заметил, — согласился Андрей. — Жутко смешная.

— «Копейка», чего там, — улыбнулся ГГ. — Хотите кофе? Утром заваривал.

— Давайте. Где ваш термос? — Андрей оглянулся. — И от бутерброда не откажусь.

— Пожалуйста, пожалуйста! Сочувствовать, так до самого конца, — засмеялся ГГ и распахнул прикроватную тумбу. — Все здесь, к вашим услугам. Вам с колбасой или сыром? Держите…

ГГ отвинтил крышку трофейного немецкого термоса и разлил в бумажные стаканчики крепчайший кофе. Палату наполнил ароматный дух свежего зерна. Самым симпатичным местом, пожевать бутерброд и попить кофе, показалось окно, — Андрей вернулся туда, взгромоздился на подоконник, принялся сосредоточенно жевать бутерброд. За окном стояла заносимая снегом «копейка»: мятый бок, продолговатая впадина у двери, лысая резина…

ГГ сделал Андрею подарок: две картонные, высотой с бутылку шампанского, фигурки, раскрашенные акварелью и карандашами. Мужчина и женщина с большим животом. Похвастался, что теперь в свободное время всерьез отдается этому увлечению. Даже жалеет, что не открыл раньше это старомодное занятие, многое, в общем, потерял. Андрей тут же заметил, что фигурки похожи на них с Катькой, даже прически те самые, а ГГ признался, что это они и есть. Вы, дескать, шубу-то откиньте… А под бумажной шубой тушью шла каллиграфическая надпись: «МАТВЕЙ». ГГ сказал, что жизнь такая же хрупкая, как эти куклы и попросил Андрея хранить их непременно. Банально, правда, сказал, но в самую точку. Кто же не знает, что она хрупкая? Человек, он, наоборот, забыть об этом хочет, не знать. Ну ее, эту хрупкость, на фиг.

Потом ГГ выудил откуда-то из глубин тумбы газетный сверток и жестом фокусника явил из него малюсенький кактус в непропорционально большом горшке. На верхушке кактуса красовался бумажный клочок из ученической тетради в клетку с надписью «ПАПА». Обе «п» одного цвета, обе «а» — другого. Андрей понял, что это подарок из дома. Дом — дом — дому — дома — домом — доме. Воспоминания о доме… Воспоминания — это как снег, который идет с пустого, ясного неба: туча пролетела час назад, ее давно нет, а снег сыплет и сыплет. Почти плод фантазии, тень того, что было наяву и уже не явь. Правда: его семья, Катька, дом. И ложь: его семья, Катька, дом. Поди, разбери, что было, а что — нет.

— Еще хотите? — предложил ГГ и протянул термос. — Пейте, пока есть…

— Спасибо, больше не хочу, — отказался Андрей и повертел в руках термос.

Термос когда-то принадлежал солдату. Солдат отвинчивал крышку, заглядывал внутрь, иногда прикладывался вот сюда губами. Или наливал содержимое термоса в эту крышку… Андрей вдруг вспомнил первый свой бой. И, как оказалось, последний. Тогда он вынес двух человек. Не густо: всего двух. Но это были две полноценные жизни. И потом мог бы побежать к дому, но зачем-то бросился к дереву. А из-за леска, с едва различимой на большом расстоянии пожарной каланчи, прилетела пуля. Вот такая маленькая — Андрей посмотрел на мизинец — даже меньше, а какая быстрая. Потом еще одна, но он уже не почувствовал. Малюсенькая пуля в несколько граммов… Вес умножаем на скорость, получаем убойную силу. При заданном весе, знай себе, увеличивай скорость…

— Вы когда-нибудь испытывали боль? — спросил Андрей, по-детски елозя на подоконнике.

— Никогда не испытывал, — признался ГГ. — А зачем?

— Действительно, зачем, — кивнул Андрей и пожалел о своем вопросе.

— И не причинял, — сообщил ГГ. — Думаю, это из одной оперы: причинять и испытывать.

Андрей замолчал. Ему захотелось побыть одному и он попросил об этом ГГ. Тот легко согласился, вынул из тумбы сумку, бросил в нее термос, сверток с недоеденными бутербродами и вышел. Андрей опустился на кровать, забросил за голову руки, закрыл глаза. Через минуту он услышал шум отъезжающей машины. "Так бы и лежать целую вечность, — подумал Андрей, — и никуда не торопиться: камнем на берегу горной реки, когда все мимо тебя, морковкой, которую забыли убрать с поля подвыпившие огородники, или железнодорожной шпалой, неизвестно откуда вынесенной прибоем к необитаемому острову.

* * *