Альтруисты

Весной, когда потеплело и можно было снова путешествовать, Франсин и Линда купили билеты в Австрию. Бабушка Руфь перед смертью успела выписать чек на тысячу долларов и дрожащими руками вручить его Франсин. Та обналичила чек, но до сих пор не потратила деньги — никак не находила достойного повода. А теперь вот нашла.

За день до их отъезда Линда слегла с коклюшем. Вместо того чтобы пригласить Гийома, Франсин решила ехать одна. Хорошо побыть немного наедине с собой, подумала она, вдали от друзей.

Она впервые отправилась в самостоятельное путешествие. Сама покупала билеты, садилась в самолеты, поезда и автобусы — и была этим очень горда. До места добралась без каких-либо проволочек, быстро нашла гостиницу и принялась с удовольствием дышать так называемым «горным воздухом».

Увы, счастье длилось недолго.

Мать, находившаяся за 4500 миль от нее, каким-то чудом вычислила отель в Инсбруке, где остановилась Франсин. Администратор позвал ее с улицы в вестибюль и вручил телефонную трубку.

— Алло?..

— Франсин! Это твоя мать.

— Мам? — Она поморщилась, услышав в мамином голосе истерические нотки.

— Ну да, я же сказала! Слушай. Ты тут?

— Тут.

— Слышишь меня?

— Слышу.

— Я звоню насчет твоего отца.

— С ним все нормально?

— Нет, нет, нет! Ненормально! Твой отец болен. Это ужасно, ужасно. Ты бы его видела… Он даже глотать не мог. Понимаешь? Не мог глотать. И лицо у него стало как… каша! Язык заплетался… Франсин, он сейчас в больнице. Возвращайся домой.

— Где Бекс?

— Дома.

— Папе уже лучше?

— Да, завтра его выписывают. Но теперь все будет иначе, понимаешь? Ты должна вернуться!

— Мам. Я в Австрии.

— Тем более — покупай билет и возвращайся.

— Я не могу. Только не сейчас.

— Ну, ты же съездила в Париж, повеселилась — и хватит. Пора возвращаться. У тебя есть обязанности. Отец даже глотать не мог. У него было лицо как каша.

Мысль о возвращении в Дейтон к больному отцу была невыносима, недопустима. Провинциальность! Зашоренность! Мамины арлекины на стенах! Бабушкин дом, пустой, захваченный, переделанный — нет! Не бывать этому. До конца семестра оставалось еще два месяца. И лето… Лето в Париже!

— Извини, — сказала она в трубку. — Я не могу.

— Франсин. Не будь такой гадиной. Не бросай меня с ним одну!

— У тебя есть Бекс. Этого достаточно.

— Мне не нужна твоя сестра, мне нужна ты! Возвращайся.

Франсин произвела в уме нехитрые расчеты и поняла, что ей хватит денег дожить до конца семестра — при условии, что друзья помогут.

— Прости.

— Франсин Кляйн, ты вернешься домой. Я тебя родила и воспитала, никто мне не помогал, я кормила тебя и плачу за твое образование, поэтому ты вернешься, ясно? Ты вернешься домой! Так правильно, так нужно. Так… справедливо!

Последнее слово больно ударило под дых. «Справедливо». Слезы брызнули на веснушки. Нет, она никогда не вернется на Фолсом-драйв, справедливо это или нет.

— Нет, мама, — ответила Франсин. — Я остаюсь.

Она положила трубку, развернулась и вышла на крыльцо — там она сидела до маминого звонка. Задвинула стул, допила апельсиновый сок, стоявший на столике. За аккуратными цветными домиками городского центра возвышались безгранично величественные горы — казалось, они совсем рядом, рукой подать. Их вершины были укутаны снегом.

— Noch eins?

Она подняла голову. Перед ней стоял, показывая пальцем на пустой стакан, администратор. Франсин, видно, задумалась и растерялась — когда она начала формулировать ответ, администратор переспросил уже по-английски:

— Еще?

9

Торнадо сорвал крышу с терминала B.

Хотя ремонтники уже тридцать часов как восстановили функциональность аэропорта на восемьдесят процентов — определили, где и какие гейты лучше открыть, перегородили нужные зоны, произвели небольшой косметический ремонт, словом, сделали все, чтобы Федеральное управление авиации могло внять требованиям крупных авиаперевозчиков и дать добро на возобновление полетов, — эти заколоченные окна, затянутые желтой лентой двери и погасшие светильники могли напугать человека неместного и незнающего, не видевшего новости. А если не напугать, так встревожить. Внушить мысль, что аэропорт построен наспех и тяп-ляп. К несчастью для Артура, его детям уже не надо было доказывать, что Сент-Луис — бедный, забытый историей город, который держится на клее и скрепках.

«Предвзятость восприятия, — подумал Артур. — Да, Франсин, я в курсе, что это такое».