Альтруисты

«Плотоядные», одинокий гей-бар рядом с ботаническим садом, держался несколько в стороне от себе подобных и чуть ниже по улице, как более тяжелое яичко в мошонке. Истинный рай для одиноких бродяг, которым не хватает ни желания, ни задора гнаться за легкомысленными толпами Гроува, вариться в этих трансвеститских драмах и следить за злобными перепалками хозяев соперничающих клубов. В «Плотоядных» царили покой и благодать. Бар стоял на тихом углу двух улиц с односторонним движением, в жилом квартале, одной стороной выходившем на автостраду. Над входом болталась жестяная табличка: «Королевское пиво». Только мерцающая неоновая вывеска в окне — четыре рукописных слова — выдавала заведение: «La cage aux carnivores»[9].

Итан был разгромлен физически и эмоционально, в голове крутились образы ближайшего будущего: напряженные беседы, медицинские термины, абсолютная беспомощность и неопределенность. Хотелось срочно сменить обстановку. Выпить, наконец.

Он вошел в бар: внутри никого. На двух табуретах не хватало подушек. Оба телевизора над барной стойкой показывали «Жареные зеленые помидоры». Еще над баром помещался большой постер с надписью, отдававшей дань уважения одновременно веселым попойкам и эсхатологии племени майя: «Конец света начнется здесь».

Итан присел за стойку. Здоровяк-бармен оказался компанейским и очень болтливым. «У меня два пса, — ни с того ни с сего сообщил он хриплым и эластичным голосом. — Вот, мля, шкоды! Но уж больно симпатичные. Так и хочется их слопать. Не пойми неправильно: я их люблю, но иногда…» Он сделал вид, что душит сам себя. Итан с трудом кивнул. Сент-Луис — сущий ад.

Разливного пива в «Плотоядных» не оказалось, только «фирменные» коктейли и пиво в бутылках. Один коктейль назывался «Голубые (воротнички) на Гавайях» — местная версия тропического напитка, состоявшая из двойной порции рома и «Кул-эйд голубая малина» вместо «кюрасао». Итан заказал его и поднес бокал ко рту — в горло хлынула шипучая сладость. Опустошив бокал в несколько глотков, Итан заказал второй. Бармен напевал под нос «Барбекю Бесс»^{44}.

— Туалет? — спросил Итан.

— До конца по коридору, — ответил бармен. — И это… поаккуратней там.

Итан соскользнул с табурета. По телику Кэти Бейтс сходила с ума на парковке.

Он шел по коридору, облизывая зубы — они были сладкие на вкус. Коридор оказался неожиданно длинный, в конце стояла темнота. Из-за двери мужского туалета вроде бы доносились приглушенные стоны.

Непонятно, что на него нашло — алкоголь, бессонница или новости о маминой болезни, — но Итан зачем-то взял и открыл дверь.

Вот что он увидел в бледно-зеленом туалетном свете.

Капающий кран. Муха нарезает круги в воздухе. Толстошеий парняга в игровом свитере клуба «Сент-Луис Блюз» стонет на унитазе, левой рукой держась за раковину, а правую прижимая к стене. Далеко не сразу Итан приметил второго мужчину — тот стоял на коленях между раздвинутых ног хоккейного фаната. Итан мгновенно его узнал и остолбенел от ужаса: огромная буква «А» красовалась у него на куртке, а в ее створе — символ Америки, белоголовый орлан. Мужчина обернулся. Итану хватило доли секунды: увидев мельком зеленые глаза, он стремглав выбежал из туалета. Швырнув на стойку несколько мятых купюр, он помчался домой и несколько раз проехал на красный. Утром он позвонил Тедди, в Нью-Йорк, и порвал с ним.

Через пять лет после того, как Чарли потрогал ему ухо, заронив тем самым новую надежду в его душу, Итан почти примирился с мыслью, что тот сделал это по ошибке, спьяну, да и вообще ничего такого не имел в виду. Чарли был гетеросексуален и открыт всему новому; так уж сложилось, что Итан стал полем его экспериментов. И вот — опять. Той ночью в «Плотоядных» ему больше всего на свете хотелось заявиться к Чарли домой и попросить — нет, потребовать — объяснений. Но надо было ехать к матери.

Сегодня, впервые очутившись дома после похорон, Итан (изрядно подвыпивший) наконец почувствовал, что готов. Теперь все будет иначе. Теперь он доведет дело до конца.

Итан глотнул еще водки.

И еще.