Мэгги окончательно вышла из себя. У нее было бесчисленное множество причин не любить отца: он был эмоциональным скрягой; он предал мать; своим цинизмом он испортил ей жизнь (как капля мочи в только что наполненном бассейне), но самое обидное — не принимая никакого участия в ее жизни, он продолжал задавать ей форму. Если Мэгги бунтовала, то бунтовала против него. Она намеренно стала его полной противоположностью. Отец был слепком, формирующим ее личность. Или слепком была она? Мама, вот кто смог бы ответить на этот вопрос, она ведь разбиралась в гештальтпсихологии.
— То есть гипотетически, если человек, ну не знаю, например, предал жену, это еще не делает его предателем, так? Потому что самоидентификация — чушь собачья, верно? Мы — это наши желания и порывы, да? Хм-м. Да, я тебя понимаю. Звучит очень умно — и удобно.
Артур увидел свое отражение в оконном стекле за спиной Мэгги: его лицо напряглось. У линии роста волос выступили капли пота. На лбу вздулась мясистая вена. Не прошло еще и часа с момента их встречи, а дочь уже его подловила.
Он открыл было рот — не зная, какие слова из него выйдут, — но тут вернулся официант и поставил на клетчатую хлопчатобумажную скатерть корзинку с темным, восхитительным, некошерным мясом.
Пьянство, однажды сказала Франсин Альтер сыну, евреям несвойственно. Она сказала это в 1997 году, когда Итан вдруг стал подростком и в его жизни откуда ни возьмись появились вечеринки: вечеринки в подвалах и гаражах, вечеринки с распитием украденного у родителей пива и саке (саке — единственный алкогольный напиток, который среднезападные профессора держали у себя в барах, но никогда не пили). Любые директивы лучше воспринимаются подростками под видом комментария на остросоциальную тему. Но теперь ему было за тридцать, мать два года как умерла, а он потел в темноте перед домашним баром в коридоре.
Итан схватил чекушку польской картофельной водки и сделал глоток. «Пиггис» он пережил так же, как пережил детство: с опущенной головой. Делая вид, что его не существует. Отец и сестра не разорвали друг друга на куски — нет, пока они только разогревались перед решающей схваткой. То был аперитив, тизер-трейлер к апогею их взаимной антипатии. Оба сейчас спали в своих комнатах на втором этаже. Но он не сможет избегать их все выходные, не сможет игнорировать свое текущее положение. А положение вот какое: он дома.
Получив папино письмо, Итан вознамерился раз и навсегда закрыть для себя кое-какие темы. В идеале, конечно, надо поговорить с Чарли, добиться от него извинений или хотя бы объяснений — вот тогда-то, рассудил Итан, тогда он точно сможет жить дальше. Именно неразрешенность и неопределенность финала первой любви мешает ему завязывать с людьми по-настоящему близкие отношения. После второго курса у него начался период физического и эмоционального целибата. К выпускному он почти оклемался, почти пришел в себя — но в ботаническом саду вновь повстречал Чарли, и Чарли его потрогал. Это прикосновение затянуло Итана обратно в болото. Он по-прежнему ощущал на своем ухе фантомные пальцы. И больше не позволял себе испытывать глубокие чувства к парням. Потому Шону и казалось, что Итан ему изменяет. В ту пору он думал, что Шон просто проецирует на него собственную ветреность. Но его холеный белокурый любовник оказался прав: сердце Итана принадлежало другому. И тогда, в 2012-м, очередная встреча с Чарли — случившаяся, как всегда, в самое неподходящее время — затянула Итана обратно в водоворот страданий, боли и любви.
В декабре Франсин диагностировали рак, и Итан прилетел из Бостона ее повидать. Огромная косматая туча висела над городом, лишая его света и жизни. Как это часто бывает в воспоминаниях, погода в точности соответствовала настроению семьи. Однажды ночью, когда все уснули, страдая от одиночества и бессонницы, Итан прыгнул в машину и отправился — просто так, без особой цели — в клуб «Плотоядные».
Гей-сообщество Сент-Луиса обретается в Гроуве — деловом районе на юго-востоке Форест-парка, в дальнем конце Манчестер-авеню. Есть что-то непреложно миссурийское — незамысловатое, приземленное, синеворотничковое{43}
— в здешних клубах, существующих на стыке исконно американского и фриково-извращенного. Так, в любом заведении Гроува вам приготовят превосходный двойной чизбургер с беконом, но подадут его не на тарелке, а в собачьей миске, и официант будет одет в обтягивающий костюм из черной кожи.