И повсюду непринужденно нарушались законы физики: огромное здание удерживалось в воздухе на высоте ста, или более, футов двумя крутыми пролетами ступеней спереди и сзади; трио пирамид, их поверхности покрывали искусные гравировки, были построены так, что создавалось впечатление, будто их зацепило сейсмическим толчком, подбросившим две из них в воздух, а третья поддерживала их лишь на самых тонких частях: угол — на угол, грань — на грань.
И среди всего этого клубился недвижимый зеленоватый туман, укоренившийся в обширных трущобах в канаве, проходившей прямо перед городом. Туман отбрасывал свой зеленоватый отлив на полосу зданий, начиная с монолитных сооружений вблизи вершины до высоких стен, обозначавших пределы собственно города, и стелился, застыв в неподвижности, над частью общей массы палаток, грубых лачуг и животных, образовывающих хаотичную кайму вокруг городской черты. Именно это место, эти огромные трущобы, служило источником криков. Этот причудливый туман словно остановился на этом месте, и было очевидно, что те, кто не смог выбраться из его дымки, испытывали страшные мучения.
— У кого самые лучшие глаза? — спросил Гарри. — Мои не очень. Я там только вижу размытые фигуры, движущихся людей.
— Повезло тебе с глазами, — ответил Кэз.
— Что происходит?
— Они, блин, рехнулись или что-то в этом роде, — сказала Лана.
— Они бегают вокруг, — Кэз покачал головой, — и бьются головами о стены. И, о Боже, там парень… о Господи Иисусе Христе….
— Они — люди?
— Некоторые из них, — ответил Дэйл. — По мне, большинство из них смахивают на демонов.
— Ага, — сказала Лана. — И человеческие существа не могут издавать такие звуки.
И это было правдой. Какофония, продолжавшая становиться только громче, представляла собой тошнотворный гвалт — омерзительная смесь шумов, которые не под силу исторгнуть человеческими легкими и горлом. Предсмертные вопли смешивались с шумами, похожими на звук двигателя или машины на последней стадии самоуничтожения, шестеренки измельчались, моторы визжали, разваливаясь на части.
— Это больше похоже на правду, — сказал Гарри. — А то Ад уже начал меня разочаровывать.
— Не говори так, мужик, — сказал Кэз. — У нас и так предостаточно хреновых ощущений. Или… Ну не знаю, тебе еще мало. Он посмотрел на Гарри, который щурился, пытаясь лучше разглядеть происходящее. — Тебе не терпится спуститься туда, да?
— Я просто хочу покончить с этим делом, Кэз.
— Уверен, что это все?
— А что еще может быть? — сказал Гарри, не отрывая глаз от зрелища.
— Перестань пялиться на эти кровавые бесчинства хотя бы на две гребаные секунды, Гарольд. Это же я. Кэз. Ты ведь знаешь, что я следую за тобой по пятам в этот дурдом, несмотря ни на что, так? Я здесь, чтобы вытащить Норму, вместе, и я не уйду без нее. Но мне нужно, чтобы ты прямо сейчас посмотрел мне в глаза и сказал правду. И не ради меня. Ради себя.
Гарри повернулся лицом к своему другу и произнес одно вызывающее: — Что?
— Ты наслаждаешься всем этим? — спросил Кэз.
Лицо Гарри осунулось. Через мгновение он открыл было рот, чтобы ответить. Именно тогда Лана закричала: — Я не вынесу этого!
Кэз и Гарри повернулись и увидели, как Лана опустилась на землю, скрестив руки над головой, словно пытаясь силой удержать свой рассудок. Кэз опустился на корточки рядом с ней.
— Все в порядке, — сказал Кэз. — С нами все будет хорошо.
— Как ты можешь так говорить? Посмотри на них! Посмотри, что это место делает с ними. И они
Гарри присел на длинную белую траву в ярде от них, не обращая внимания на умиротворяющие соболезнования Кэза, и вновь обратил свое внимание на хаос в Преисподней. Гарри ничего не знал о несчастных существах, чьи крики возносились к небесам и, скорее всего, оставались неуслышанными; возможно, они заслужили муки, которые на них обрушились. Возможно нет. Так или иначе, их мольбы ввели его в непрошеное измененное состояние и перемешались с остальными раздражителями, осаждавшими его чувства — пронзительная вонь серы и горящей плоти, татуировки, отбивающие дикий рефрен по его телу и снова возвращающие его в ту, всегда словно вчерашнюю, ночь. Даже сейчас он мог слышать голос демона в своей голове, произносящий бесконечно далеко:
— О чем задумался? Голос Дейла прорезал его мысли, словно нож. Его слова были якорем, обернутым невинностью.
— Я пытаюсь понять, как мы дополняем друг друга, — сказал Гарри. — Почему мы здесь.
Дэйл рассмеялся. — У тебя нет ни единой идеи, не так ли?
— Нет. А у тебя?
— Ах. Это серьезный вопрос, да?
— Ты уже знаешь ответ.
— Конечно знаю.
Не поделишься ли со мной секретом?
— Легко: смотреть — не то же самое, что видеть.
Гарри улыбнулся. — Какого черта это значит?
— Я слышал это во сне.