Алые сердца. По тонкому льду

– Испокон веков императоры больше всего страшились того, что их волю не будут уважать, – с тихим вздохом продолжила я. – Если ты сейчас публично не подчинишься посмертному указу императора Шэнцзу, то как в будущем станут поступать с волей предков твои потомки, имеющие перед глазами такой пример? А еще не стоит забывать и о людской молве: весь двор примется обеспокоенно обсуждать это.

Иньчжэнь пристально взглянул на меня и, улыбнувшись, со вздохом сказал:

– Ты используешь весь свой ум и красноречие, чтобы ранить меня?

Наши взгляды были будто острые мечи, что пронзали сердца, причиняя невыносимую боль. Сгорбившись на постели, я ответила:

– Сейчас мы только и делаем, что раним друг друга. Когда я была в прачечной, нас с тобой разделяло множество дворцовых стен, но в моем сердце была лишь любовь и тоска по тебе. Теперь же мы видимся каждый день, но я постепенно стала бояться тебя. Когда же вспоминаю… Вспоминаю… Я начинаю ненавидеть тебя, как и ты меня сейчас. Я не хочу, чтобы в один прекрасный день в нас остались лишь ненависть и отвращение друг к другу. Не могу даже представить, что буду делать, когда этот день придет, и лишь поэтому желаю уйти. Иньчжэнь, позволь мне покинуть дворец!

Иньчжэнь молчал.

– Если ты хочешь, мы можем все вернуть и жить как раньше, – наконец проговорил он.

– Вернуть прошлое невозможно, – покачала головой я. – Юйтань мертва, ребенок погиб, тринадцатый господин пробыл в заключении десять лет, а ты с пятьдесят первого года привык жить с осторожностью и поступаться своими интересами ради всеобщего блага. Все это отделяет нас друг от друга, и мы не можем сделать вид, что ничего не было. А еще я никогда не смогу притвориться, будто мне все равно, что происходит с восьмым, десятым и другими господами. Я не могу забыть их!

Несколько мгновений Иньчжэнь сидел на моей кровати, а затем поднялся и пошел к выходу. Прямой, как струна, он прошел сквозь порванную занавесь, которая вновь нежно зазвенела. Звон еще не успел утихнуть, а Иньчжэнь уже исчез.

Мы с тринадцатым встретились взглядами и долго смотрели друг другу в глаза.

– Иди за ним! – сказала я.

Он тихо вздохнул и бессильно опустился на стул.

– Без сомнения, сейчас царственный брат совершенно не желает видеть меня. Кто-то передал тебе новость о четырнадцатом брате, и это не мог быть никто, кроме меня. Хотя царственный брат и не стал допытываться, уверен – в душе он очень зол на меня.

– Прости, – произнесла я.

Тринадцатый горько усмехнулся.

– Если бы я знал, что у четырнадцатого брата на руках высочайший указ о даровании брака, боюсь, я бы не стал опрометчиво обещать тебе обо всем ему рассказать.

– Я и сама не ожидала. Я думала, что у него мог быть указ, повелевающий мне покинуть дворец, но сейчас понимаю, что хотела выдать желаемое за действительное.

Тринадцатый резко выпрямился и радостно произнес:

– Ты не хочешь выходить замуж за четырнадцатого? Только скажи – все еще можно изменить.

– Я не хочу выходить за него замуж, но если так смогу выбраться из дворца, то предпочту воспользоваться этим способом. Кроме того, это лишь формальный союз, и мы с четырнадцатым оба это понимаем.

Тринадцатый господин со вздохом откинулся на спинку стула и пробормотал себе под нос:

– Какой же кавардак!

Прошло несколько дней, но Иньчжэнь так ничего и не предпринял. Когда тринадцатый господин зашел проведать меня, я спросила:

– Ну и что думает Его Величество?

– Я и сам не знаю, – вздохнул он. – Как-никак речь о том, чтобы подарить свою возлюбленную другому. Разве царственный брат сможет это стерпеть?

Он снова испустил тяжелый вздох и ушел.

Каждый день ко мне приходил лекарь Хэ и слушал мой пульс. Сегодня, закончив осмотр, он с улыбкой сказал:

– Уже намного лучше! Примете лекарство еще два раза, и можно будет прекратить.

С этими словами он собирался подняться и уйти. Я же подала Цяохуэй знак выйти и спросила:

– Скажите, каково мое состояние в целом?

– Вы вот-вот будете совсем здоровы, – ответил лекарь Хэ. – Но в будущем вам придется каждый день пристально следить за своим состоянием.

– Я спрашиваю не о нынешнем недуге. Я хочу знать, сколько мне осталось.

Лекарь Хэ молчал, колеблясь, и я добавила:

– Прошу, скажите мне правду. Больной имеет право знать о своей болезни, и врач обязан сказать ему все как есть.

– Мы с вами знакомы больше года, и за это время я понял, что вы, барышня, необычная девушка, которая равнодушна как к жизни, так и к смерти, – со вздохом произнес лекарь. – Однако вы, должно быть, помните, что я сказал, когда впервые слушал ваш пульс? Если будете во всем меня слушаться, то у вас в запасе будет десять лет беззаботной жизни.

Я ответила легким кивком, и он продолжил:

– С того времени прошло чуть больше года, поэтому должно было остаться еще восемь с лишним. Однако сейчас я могу сказать лишь, что при наилучшем раскладе вам осталось всего около трех-четырех лет.

Договорив, он печально опустил голову.

– Не надо, лекарь Хэ, – с улыбкой сказала я. – Без сомнения, я не самый лучший больной. Знает ли об этом Его Величество?