Медленно обернувшись, я взглянула на него. Не отрывая от меня взгляда, четвертый принц протянул руку и вытер не успевшие высохнуть на моих щеках слезы. Не в силах больше терпеть, я бросилась к нему в объятия и разрыдалась. Принц замер, обеими руками крепко обнимая меня.
Я плакала очень долго. Горечь и обида, разъедавшие мне душу, постепенно растворились, и ко мне вернулась способность мыслить трезво. Я знала, что мне не следовало так себя вести, но столь сильно жаждала его объятий, что, борясь сама с собой, вдруг подумала: хуже быть уже все равно не может, так чего уж тут? Приподнявшись на носках, я поцеловала четвертого принца в щеку, и его спина тут же окаменела. Приблизившись к его уху, я нежно прошептала:
– Я еще тебя не забыла, и ты не должен забывать меня!
Стоило мне произнести это, как мое настроение мгновенно стало замечательным. Выходит, это и были мои настоящие чувства, что прятались где-то в глубине души. Даже если ты не можешь жениться на мне, ты не должен забывать меня, по крайней мере раньше, чем я сама тебя забуду! Я знала, что вела себя эгоистично и своенравно, но ведь в глубине души мы оба не могли перестать думать друг о друге.
Некоторое время принц пристально глядел на меня, после чего без всякого выражения произнес:
– По вечерам выпадает обильная роса. Тебе нельзя застужать ноги, поскорее возвращайся.
С этими словами он повернулся и быстро пошел прочь. Мне нельзя застужать ноги? А ты откуда знаешь? Я глядела ему в спину, и сердце защемило сладкой тоской.
Подобрав с земли накидку, я взялась за поводья и, ведя коня за собой, направилась следом за четвертым принцем, который успел отойти довольно далеко. Он ни разу не оглянулся, однако замедлил шаг, подстраиваясь под скорость моей ходьбы так, чтобы я не приближалась к нему, но и не отдалялась слишком сильно. Разделенные одним и тем же расстоянием, мы шли друг за другом, пока наконец не добрались до лагеря.
Близилась вторая годовщина кончины супруги Лян, и восьмой принц попросил у императора Канси позволения отбыть домой, чтобы почтить память покойной матери. Его Величество дал свое позволение, и восьмой принц уехал, взяв с собой всех своих людей.
Вскоре после его отъезда император приказал сниматься с лагеря и возвращаться в столицу. Охота была удачной, он добыл немало трофеев, и принцы с сановниками в один голос хвалили его мастерство: «Годы нисколько не отнимают сил Вашего Величества, куда нам равняться с вами!»
Все пожилые люди любят, когда их превозносят, говоря, что они в своем возрасте полны сил и энергии. Император Канси не был исключением и, слыша похвальные возгласы, преисполнился такой радости, что на двадцать шестой день одиннадцатого месяца, добравшись до походной резиденции, велел устроить праздничный обед, намереваясь отдохнуть и повеселиться вместе со всеми, кто его сопровождал.
Торжество было в самом разгаре, не умолкали голоса и веселый смех. Вошел Ван Си и доложил:
– Прибыли люди от господина восьмого бэйлэ, желая поприветствовать Ваше Величество.
Император Канси с улыбкой велел привести их.
Вошли двое евнухов, старый и молодой. Каждый нес в руке птичью клетку, накрытую черной тканью. Они опустились на колени, и старый евнух проговорил:
– Господин бэйлэ выражает Вашему Величеству свое почтение. По причине того, что господин бэйлэ не успеет прибыть вовремя, он велел передать, что ожидает Ваше Величество в резиденции Танцюань[32]
, чтобы вместе вернуться в столицу. Также нам было велено преподнести Вашему Величеству этих двух кречетов.– Надо же, он проявил сыновнюю почтительность, – выслушав евнуха, сказал император Канси. – Снимите ткань, чтобы мы могли взглянуть.
Коснувшись лбами пола, евнухи развязали тесемки, собираясь снять покрывала с клеток.
– Восьмой брат хорошо продумал свой подарок, – заметил с улыбкой третий принц. – Не так давно из-под кисти царственного отца вышло стихотворение «Кречет», где этих птиц восхваляют строки:
Внезапно звонкий голос третьего принца, декламировавшего стихотворение, оборвался, и в зале в одно мгновение воцарилась мертвая тишина. Все присутствующие как один побелели. Присмотревшись, я увидела лежащих на дне клеток двух умирающих соколов, еле-еле дышащих. В голове стало пусто, и казалось, даже сердце перестало биться. В следующий же миг оно вдруг бешено застучало, будто желая выпрыгнуть из груди. Мне было так жутко, что я не решалась даже взглянуть на лицо Его Величества.
Ужас обуял меня. Минуты словно тянулись невыразимо медленно. На деле прошло совсем немного времени, но мне чудилось, будто я смотрю на этих кречетов уже целое столетие.