Но партийность, пусть даже и была она чрезвычайно полезной в советской стране штукой для служебной, например, карьеры, не давала, однако, ни малейшего иммунитета против почётной обязанности каждого физически здорового гражданина СССР мужского пола отслужить положенный по закону срок в Вооружённых Силах. Георгий считал себя настоящим мужчиной и армии, конечно же, не боялся, в отличие от некоторых хлюпиков или «блатных». С удовольствием отслужил бы положенный срок в каких-нибудь престижных войсках. Даже, если это нужно родной стране, – и на флоте, где в отличие от сухопутных войск служат целых три года вместо обычных двух. Но… только в другое время. Сейчас ему было объективно не до этого: нежданно-негаданно угораздило вдруг не на шутку влюбиться в красивую «до офигения» секретаря-машинистку заводского профсоюзного комитета. Влюбиться так, что в глазах темнело при её появлении в его поле зрения. И свою неглупую, трезвую, степенную головушку, обычно далёкую от склонности к излишним сентиментальным
отклонениям, потерял Георгий начисто.
Пылкое юношеское чувство, к неописуемой радости влюблённого комсорга, встретилось с полной взаимностью, да, в свою очередь, с неподвластной самоконтролю настолько, что Люська, образец трудовой и нравственной дисциплины, великая, несмотря на провоцирующее соблазнительную внешность, скромница, на первом же сумбурно-страстном свидании с не менее до этого скромным ухажёром Георгием в запертой изнутри комнате «Красного уголка» заводоуправления (и как только это осталось незамеченным для общественности!) позволила лишить себя главной девичьей ценности. А поскольку Георгий и сам до сего момента был целомудрен как ангел, и, соответственно, не имел в подобных делах ни малейшего практического опыта, подчиняясь в этот сладчайший миг лишь сумасшедшей страсти, то нет ничего удивительного в том, что «спервого же захода» сделал любимую беременной.
Ну, какая тут, к чертям собачьим, армия? Ведь «запроектированное» таким неожиданным образом дитя надо помочь юной неопытной будущей маме выносить-выходить в течение девяти месяцев, и поднять потом новорожденного хотя бы до первых твёрдых шагов по земле и до элементарного умения взять ложку в руку. Да, ещё ведь до всего этого свадьбу сыграть…
Покаянно-стыдливо «пав в ноги» родителям и испросив у них благословения, молодые после скромной свадьбы зажили по-семейному, пока что в небольшой комнатке заводского общежития гостиничного типа. В надежде получить законную отсрочку от армейской службы Георгий предпринял очередную попытку поступить на дневное отделение факультета журналистики местного университета. Увы, опять неудачно. И, как ни хотелось ему именно сейчас быть рядом с нежно и трепетно любимой женой, тянуть солдатскую лямку всё-таки пришлось. На первом году службы Люська порадовала мужа первенцем-дочкой, а в начале второго, во время краткосрочного армейского отпуска рядового Скоробогатова, была зачата ещё одна девочка. Рождение второго ребёнка повлекло разрешённую законом в таких случаях досрочную демобилизацию. Пусть и небольшой выигрыш во времени, но пару месяцев Георгий у судьбы всё же отспорил.
После демобилизации – опять тот же завод, выделивший молодой трудовой семье с двумя детьми-малолетками не ахти какую просторную, но отдельную квартиру. На заводе – та же самая многотиражка, та же комсомольская работа. Но поскольку по комсомольской линии Георгий, как личность согласно всем характеристикам положительная, начал стремительно расти, газетную работу из-за резко возросшей занятости пришлось вскоре оставить. И расстался он с этой стезёй, как в своё время с усиленной накачкой мышечной массы, без всякого сожаления. Но занятость по комсомольской линии – не главная, однако, причина безболезненного отказа амбициозного Георгия от многообещающей журналистской карьеры. Была ещё одна, более весомая и простая, как «Пионерская правда». Словно в подтверждение справедливости двукратно неудавшегося поступления его на журфак никак, хоть ты застрелись, не шла у него жанровая писанина. Над малейшей рядовой заметкой, не говоря уже о передовицах, приходилось Георгию мучиться ночи напролёт, уходя утром на работу невыспавшимся, злым как собака. И чаще всего без толку. В конце концов, кое-как, с устных, уже по телефону с рабочего места, георгиевых пояснений, о чём должна идти речь, облекала его идеи в письменные строки жена Люська. А он с каждым таким разом всё увереннее освобождался от сожаления о несостоявшемся журналистском студенчестве, примиряясь с неизбежностью выбора профессии попроще.