Алымов

Но, чем бы каждый из нас ни вынужден был сейчас заниматься, помните, друзья, – один в поле не воин. И знайте: настоящая мужская дружба непобедима. Лично я, во всяком случае, всегда и всё сделаю для того, чтобы каждый из нас, что бы ни случилось, знал: у него есть друзья, которые в трудный момент придут на помощь. За дружбу! За таких людей, как ты, Андрюша!

И Аркадий так же крепко, как только что Ивана, обнял смущённого Селиванова.

– Полностью поддерживаю Аркадия Лазаревича, – взял слово подполковник милиции Скоробогатов, – золотые слова! Я тоже всегда говорю, и готов подписаться под этим хоть кровью: один в поле не воин. Вот сейчас было упомянуто о нелёгком отрезке жизни нашего товарища Андрея. Отрезке, который, к счастью, позади. Но мало кто знает, в скольких кабинетах решалась тогда его, и не только его судьба, какие люди и силы были задействованы…

На этом моменте речи подполковника Андрей Селиванов нервно расстегнул сначала одну, затем другую пуговицу рубахи на своей груди. Он понимал, что подполковник ни за что в жизни не проговорится о некоторых моментах того «отрезка жизни», известных здесь только им двоим, но всё равно воспоминания этот «мент» вызвал своей речью слишком тяжёлые, неприятные и крайне нежелательные в такой хороший вечер.

А Георгий Иванович в торжественной позе, с видом человека, знатно, когда это потребовалось, потрудившегося, хотя и рисковавшего при этом служебной репутацией и даже погонами ради спасения другого, вдохновенно продолжал:

– И вот теперь мы с удовольствием пьём в этом прекрасном заведении за честный, заслуженный миллион, которых дай Бог, чтобы у всех нас было впереди очень и очень много. И пусть подобных банкетов будет столько, сколько мы сами захотим. За вас, друзья! Дай-ка, дорогой мой свояк Ванька, я тебя поцелую!

– Разрешите пару слов в поддержку сказанного? – взял рюмку в руки главред «Лесогорской правды» Тараканов. – Дружба… Понятие это гораздо более многогранное, чем иногда кажется. Ну, собрались, ну, выпили, ну, извините, девок потискали в баньке какой-нибудь. И даже вместе дело какое-то провернули, деньжонок заработали. Но друг, здесь об этом уже было немного говорено, познаётся в беде. Настоящий друг – в настоящей беде.

Да, мне чрезвычайно приятно видеть, что здесь, за этим столом собра-

лись сегодня настоящие друзья. Но… я сейчас с грустью думаю, а почему среди нас отсутствует человек, сыгравший в своё время решающую роль в освобождении Андрея и в окончательном прекращении всего того злополучного дела? Ну, никак не лишним оказался бы здесь Адам Альбертович Алымов – наш председатель горисполкома. Ведь уж кто-кто, а он-то рисковал тогда по-настоящему. Реально рисковал, вмешиваясь в ход расследования уголовного дела по расстрельной, между прочим, статье20 своею немаленькой тогдашней должностью секретаря горкома партии. Это сейчас коммунистическая партия никому не нужна, все её задним числом взахлёб ругают, а всего какой-то год назад это была сила ещё та. Руководящая и направляющая, если помните шестую статью Конституции СССР.

И, набрав полную грудь воздуху, тщедушный оратор насколько мог торжественно выкрикнул концовку своей пламенной речи:

– Так выпьем же за отсутствующих, но настоящих друзей! За Адама Альбертовича Алымова!

Аркадий Синберг и подполковник Скоробогатов чокнулись:

– Поддерживаем. За отсутствующих, но настоящих!

Иван и Андрей переглянулись, но рюмки в руки взяли. Пригубив,

поставили на стол.

– Андрей, а вы разве не хотите сказать чего-нибудь душевного? – тамада подсел к грустному отчего-то Селиванову.

– Отстань, Влад! – властно отодвинул своей мощной рукой тамаду от Андрея Иван. – Не видишь, взгрустнулось человеку?

– Ну, почему, Вань, – улыбнулся вдруг Андрей, – на фоне таких речей отмалчиваться как-то неприлично. Тем более что и по мою душу здесь хорошее прозвучало. Хотя, какой я, к дьяволу, краснобай… Так, что, говорить?

– А-а!.. Ладно, давай! Всё равно народ уже поддатый. Не осудят, чай, коли не так чего сказанёшь! – Ивана обрадовало некоторое улучшение настроения грустившего друга, и он сам с удовольствием послушал бы что-

нибудь человеческое на фоне всех этих бесконечных дифирамбов в свой адрес, чем-то напоминавших панихиду по усопшему: или хорошо, или никак…

– Итак, слово имеет один из ближайших друзей и соратников виновника торжества Андрей Селиванов! – воодушевлённо провозгласил тамада, и Андрей, прокашлявшись, так же негромко, как до этого его друг Аркадий, начал, сразу точно так же, как и тот, как ни странно, приковав к себе всеобщее внимание:

– Прошу вас, ребят, не смейтесь, пожалуйста. Говорить я буду, может, не так грамотно и красиво, как многие из вас. Человек я простой, на трибуне ни разу в жизни не стоял. Но каждое моё слово будет сказано от души…

Аркадий Синберг за спиной Ивана потянулся к Андрею и пожал его руку пониже локтя: не робей, мол. Мы – рядом!

Андрей тут же с улыбкой сбросил остатки скованности и совсем уже спокойно заговорил дальше: