Амадей (Пьеса в двух действиях)

Штрек. О чем он говорит?

Сальери. E dimmi…non e vero chel Imperatore ha probito — запретил — il baletto nelle sue opera?[63]

Розенберг (понимая). Uno baletto…[64] А-ааа!

Сальери. Precisamente. [65]Вот именно!

Розенберг. Oh, capisco! Na che meraviglia! Perfetto! (Он злорадно хохочет.) Veramente ingegnoso![66]

Штрек (раздраженно). Да, что он говорит? Что предлагает?

Сальери. Повидайте его в театре.

Розенберг. Конечно. Немедленно. Я и забыл об этом. Вы гений, придворный композитор!

Сальери. Я?.. Но я ничего не сказал. (Уходит в глубь сцены.)

Свет начинает уменьшаться.

Штрек (очень сердито). Должен сказать — я весьма раздосадован. Кое в чем Моцарт прав. Слишком часто у нас здесь болтают по-итальянски! А теперь будьте добры, сообщите мне, пожалуйста, о чем вы сейчас говорили?

Розенберг (с легкостью). Pazienza, мой дорогой гофмейстер. Pazienza.[67]Потерпите и узнаете!

Из глубины сцены Сальери кивает Штреку. Раздраженный и злой гофмейстер направляется к нему. Вместе они наблюдают за происходящим в следующих сценах, хотя сами не видны.

Свет еще больше уменьшается.

5. В затемненном театральном зале.

На заднике проецируется тускло мерцающие люстры в затемненном театральном зале. РОЗЕНБЕРГ сидит на одном из золоченных стульев в центре. Слева быстро входит МОЦАРТ в еще одном роскошном камзоле. В руках у него партитура «Фигаро». Он направляется к фортепьяно.

Розенберг. Моцарт!.. Моцарт!

Моцарт. Да, герр директор.

Розенберг (приветливо). Хотел поговорить с вами. Сейчас же.

Моцарт. Конечно. А в чем дело?

Розенберг. Можно взглянуть на партитуру «Фигаро»?

Моцарт. Извольте. Но почему?

Розенберг. Дайте сюда. (Сам не двигается.) Мне в руки.

Озадаченный Моцарт отдает ему партитуру.

Розенберг начинает ее листать.

Розенберг. Скажите, известно ли вам, что его величество строго запретил в операх балет?

Моцарт. Балет?

Розенберг. У вас в третьем акте балет.

Моцарт. Это не балет, герр директор. Это танцы на свадьбе Фигаро.

Розенберг. Вот именно. Танцы.

Моцарт (стараясь не выйти из себя). Но, герр директор, император не запрещал танцы в опере, если они важны для развития сюжета. Он против глупых вставных балетов, как у французов, и это совершенно правильно.

Розенберг (повышает голос). Не вам, герр Моцарт, трактовать указы императора! Вам надлежит их соблюдать! (Он хватает страницы партитуры, где значатся танцы, и удерживает их двумя пальцами.)

Моцарт. Что вы делаете?.. Ваше превосходительство, что вы собираетесь сделать?

Розенберг. Удалить то, что здесь не к месту! (В жуткой тишине он вырывает страницы.)

Моцарт смотрит а него в оцепенении и не верит своим глазам. Сальери и Штрек наблюдают за происходящим из темноты.

Розенберг. Отныне, сударь, может быть, вы научитесь уважать указы императора! (Он вырывает еще несколько страниц.)

Моцарт. Но… Но если это изъять, в опере будет дыра на самом важном месте!.. Нет, это просто заговор какой-то! (Вдруг переходит на крик.) Сальери! Это все его дела!

Розенберг. Какой абсурд.

Сальери(зрителям). И как он догадался? Я ведь ничем себя не выдал. Неужто Бог шепнул ему на ухо?

Моцарт. Да, это заговор! У меня на них нюх. По запаху чую! Гнусный заговор!

Розенберг. Отдавайте себе отчет в том, что говорите!

Моцарт (взрывается). Чего же вы хотите! Через два дня премьера!

Розенберг. Перепишите. Вы же быстро работаете. Вам ничего не стоит.

Моцарт. Но не тогда, когда музыка совершенна! Когда ее нельзя улучшить!.. (В дикой ярости.) Я сам поговорю с императором! Специально для него проведу репетицию!

Розенберг. Император не посещает репетиций.

Моцарт. Но на эту он придет. Не заблуждайтесь. На эту он придет! И тогда сам разберется во всем!