Амальгама

Зей рассказывала о своей жизни и дошедших до нее слухах об истории ее мира и сродниках. Все работы, за которые она бралась, казались важными – каждая в свое время, – но сказать о них ей было почти нечего; даже время, проведенное на складе до встречи с Ракешем, пролетало будто бы в приятном оцепенении и едва ли оставляло какие-то впечатления после окончания смены.

Она рассказывала об идеях, просочившихся в ее жизнь сквозь трещины между эпизодами прилежного сомнамбулизма. Историю о шести мирах ей поведал бывший товарищ по команде, за праздной беседой три работы тому назад; его рассказ, однако же, нашел глубокий отклик в сознании Зей, которая с тех самых пор стала воспринимать окружающий мир в совершенно новом свете, стараясь всякий раз угадать возраст и происхождение тех или иных вещей, встроить их в некую связную систему. Кто сконструировал первую тележку? Кто прорубил туннели? На какой машине можно путешествовать между мирами?

Другие жители Ковчега, впрочем, были отнюдь не глупее Зей. Любой из них был в состоянии освоить сложную работу и мог жонглировать не менее мудреными понятиями, если и когда в этом возникала необходимость. Но при всем при этом их безразличие к собственной истории, обстоятельствам жизни и будущим перспективам переходило всякие границы. Любой вопрос, вызывавший у Ракеша живой интерес, казался им в лучшем случае легкомысленной тратой времени.

За взаимным обменом историями Ракеш старался соблюсти определенный баланс, чтобы, с одной стороны, не ввести Зей в чрезмерное заблуждение, а с другой – не устроить путаницу у нее в голове. Как объяснить размер галактики или масштаб проделанного им путешествия тому, кто никогда не видел звезд? Он действовал осторожно, отталкиваясь от того, что она знала или хотя бы могла представить – ее догадок насчет сродников, исколесивших всеохватную теплоту и свет аккреционного диска – и постепенно продвигаясь в клубящуюся пустоту за пределами известного ей мира. Ей было интересно узнать о том, как он жил на поверхности камня, расположенного вдали от источника тепла и света, но по-настоящему Зей оживилась после того, как услышала о найденных им подсказках насчет истории ее народа. Слушая, как он раскручивает нить событий вплоть до окаменевшего космического корабля «сталеваров» и их исчезнувшей планеты, она впитывала каждое слово, каждую деталь, умоляя рассказать еще. Тот факт, что эту потребность – не говоря уже о возможности ее удовлетворения – не разделял никто из окружавших ее людей, лишь усугублял ситуацию. Ракешу еще не доводилось видеть человека, который бы испытывал подобное одиночество.

Парантам наблюдала за происходящим при помощи зондов, заполнявших Ковчег изнутри, хотя в действительности никакой необходимости в подобных шпионских играх не было; если бы она попросила, Ракеш бы разрешил ей подключиться напрямую к потоку данных его аватара.

– Так в чем цель всего этого соблазнения? – задала она вопрос.

– Соблазнения? Если уж это как-то и называть, то вербовкой.

– Теперь, вместо того, чтобы мечтать о потерянных в далеком прошлом сродниках, Зей может потратить оставшуюся жизнь на мечты об Амальгаме. И чем это ей помогло?

– Если она захочет, то сможет отправиться в диск вместе с нами, – ответил Ракеш. – Представь, каково это, увидеть свежим взглядом десять тысяч новых миров, проведя всю жизнь внутри одного булыжника. – И это не принимая во внимание того, что их собственные шансы на возвращение в Амальгамы были весьма зыбкими.

– Хочешь, чтобы она променяла одно одиночество на другое? – возразила Парантам.

В планы Ракеша это вовсе не входило. Он не хотел отрывать Зей от ее собственного мира; он даже не предлагал ей посетить «Обещание Лал». Ему лишь хотелось разжечь ее природное любопытство и врожденный азарт – настолько, чтобы эти качества начали распространяться и на окружающих ее людей; он хотел, чтобы она стала послом, мостом, связывающим их культуры.

Проблема заключалась в том, что каким бы успешным ни был контакт между ней и Ракешем, сложнее всего было пересечь пропасть, отделявшую Зей от прочих обитателей Ковчега. Зей знала, какую реакцию вызовут слова Ракеша среди других людей, и потому инстинкт, по ее собственному признанию, подсказывал ей держать эти откровения при себе. Сдержаться ей, однако же, удавалось не всегда, но в итоге инстинкты оказались правы: никому из ее окружения не хотелось слышать ни о «далеких сродниках», ни о тридцати шестижды тридцати шести мирах. Никто не хотел рассуждать об опасностях, которые пережили их предки, или дискутировать о возможностях предотвращения неведомых катастроф, с которыми их мир мог столкнуться в будущем. Во время работы им хотелось слушать лишь не относящуюся к делу болтовню, а когда работа заканчивалась, все их интересы сводились к еде, сексу и сну.

– В чем причина моей болезни? – спросила она у Ракеша. – Почему мой разум настолько ущербен? – Они совершали привычный обход туннелей в окрестностях склада, гуляя и ведя беседу, пока Зей не начинало клонить ко сну.