— Опять же, случай. Я поругался с одним мальчишкой, из-за ерунды какой-то, обсуждали бейсбольный матч и подрались. Мне наваляли, и я очень расстроенный пришёл домой. Ну, и этот отчим суёт мне пистолет и говорит, что обиды прощать нельзя, и нельзя позволять вытирать об себя ноги. Говорит, иди и пристрели этого парня, который тебя побил. Я пошёл, даже достал пушку из-за пазухи и направил на него. Мы минут пять стояли так, он испугано смотрел на дуло, а я испугано боялся нажать случайно на курок. И у меня в голове текли мысли, что это будет неправильно, я не выиграю, если пристрелю его. Потому что он победил меня честно, а я избавлюсь от него нечестно. Короче, я не смог. Убрал пистолет и убежал, ещё больше пристыженный. Отчим, естественно, узнал, что я не смог этого сделать, ввалил мне вторую порцию за то, что я слабак. — Вернон усмехнулся и стряхнул с колена принесенный ветром обломок листочка. — Я и ушёл бродить по улицам… вот и добродился до золотых. Теперь мне не приходится сомневаться, что побеждать я буду честно. И только за правое дело.
— Ничего себе прошлое, — мотнула я головой, — да ты почти криминальный авторитет.
— Да тут почти все такие авторитеты, скажи, Джунхуэй?
— Ну, мне не приходилось раньше держать в руках пистолет, — ответил тот, к кому обратились, грациозный и миловидный юноша, немного смазливый лицом, с по-женски красивыми глазами и губами, говорящими о внутренней смеси страстей и мягкости, хитрости и правдивости. — Моих родителей убили несколько лет назад, в Шэньчжэне, во время бандитской делёжки территории. Пока отец был жив, я участвовал на самой нижней ступени в делах преступных — служил посыльным или следил за кем-нибудь, потому что мальчишки проще всего это делают, на них не обращают внимания, и они ловко умеют скрываться. А после того, как стал сиротой, я быстро попал сюда. Меня приютил Эн, один из мастеров, привёз сюда, не дал пасть духом и пропасть.
— А я учился в боевой школе Шаолинь, — сам начал Диэйт, — там готовят воинов, из которых потом мафиозные группировки Китая набирают себе шестёрок. Поскольку я из очень бедной семьи, то у меня не было другого выхода; если учиться в обычной школе, то родители должны кормить и одевать, а там, в Шаолине, ученики всем обеспечиваются и живут в общежитии. На последних этапах, когда мне исполнилось шестнадцать, я стал осознавать, что придётся связать свою судьбу с убийствами и преступлениями. Мне было очень нехорошо от этого, я попытался сбежать, но, к счастью, меня остановил Джонхан — брат Джоанны. Он и сам учился в Шаолине. Мы с ним были достаточно дружны, а после этого, поговорив на чистоту, когда он узнал, что меня терзает и мучает, Джонхан направил меня сюда, и помог сбежать уже по-другому, не в никуда, а целенаправленно, чтобы стать воином, сражающимся за правду, а не за деньги, или вовсе без разбора убивая и ущемляя людей.
— С нами-то, в целом, всё ясно, — ворвался вновь в разговор Вернон, когда замолчал Диэйт. — А тебя, девушку, каким ветром судьба принесла сюда?
— Ну… — замялась я. Врать нельзя, нельзя врать! А если я промолчу сейчас, то ребята потеряют желание быть со мной искренними, я останусь без их доверия. Но у них такие жизненные, суровые истории, а я заявлю, что сбежала от несчастной любви? «Типичная баба» — подумают они, и будут правы, лишая меня своего уважения. Что ж делать? — Я с семи лет занимаюсь борьбой, — так, это правда, я молодец, — и в последние месяцы стала понимать, что не хочу заниматься ничем, кроме боевых искусств, — снова не вру, хорошо, продолжаем, — в остальных предметах и учебе в целом я примерно ноль, — признание от самого сердца, хоть и постыдное, — а тут ещё сестра вышла замуж за Намджуна, ну, которого все тут Рэпмоном называют, мы с ним стали родственниками и он, решив поучаствовать в моей судьбе, направил меня сюда… То есть, если быть точной, он был против, но его друзья — Чимин и Хосок, убедили.
— А твои родители как на это посмотрели? — поинтересовался Вернон. Не дрогнув и не скуксившись, чтобы зарыдать, я посмотрела ему в глаза:
— Они погибли около двух лет назад.
— Значит, ты сирота, как и большинство из нас, — почувствовав драматичное душевное родство, сказал Джунхуэй.
— Да.
— И братьев у тебя нет? — опять спросил Вернон.
— Нет, только две сестры. И Намджун, — улыбнулась я, — наверное, теперь я могу в какой-то мере называть его своим братом, потому что у нас очень дружеские отношения.
— На самом деле, — Джунхуэй поднялся, подошёл к моей скамейке и, сев рядом, положил свою ладонь мне на плечо, — теперь у тебя сорок один брат, Чонён.
Приятно удивленная, я с благодарностью посмотрела на парня.
— Сорок один брат… и мечтать не могла о таком! Будь они у меня раньше, я была бы грозой Сеула! — засмеялась я. Казалось бы, самое время сказать о том, что меня обидел один козёл, и я тут ещё и по причине разбитого немного сердца, но нет. Ещё рано. Пока я умолчу, а не солгу, это можно.
На тропинке со стороны общежития показался Ямада, внимательно приглядевшийся к тем, кто сидел внутри беседки.