Амброзия

– Яд… – эхом повторила Кэйса, и так холодно стало в груди, словно из нее дух вышел. Сама же уколола его. Отравила. – А…

– Эликсир невозможно сделать в этой башне. Идите к источнику, только там нужные растения можно найти, – призрак вспенился ветром и почти растворился. – Поспеши, Ангелина, – зашепталось со всех сторон.

– Стой, а как же Наум?

– Вернется скоро. Быстрее…

Со свистом призрак скользнул в темноту, просочившись в нее мелкими белыми точками, а затем все погасло. Лина осталась одна. С луной. Та глазела щербатой мордой на заросли амброзии и будто кивала: «Давай, решайся… Иначе он умрет…».

Лес шелестел и скрипел, где-то в тишине хлопали крылья птиц. Сердце колотилось под ребрами, и, казалось, что скоро проломит в груди дыру. Окно теперь разбито. Как укрыться? Как спастись?

Лина ринулась к амброзии, нарвала пучок листьев и соцветий и побежала к башне. Луч фонаря выплясывал впереди и освещал вечернее поле битвы. На земле клочками валялись грязные окровавленные перья, туш птиц уже на было, будто их пожрало большое животное.

Хруст веток под ногами разлетался и дробился в тишине, как выстрелы из пистолета. Все время казалось, что за ней что-то крадется. Кто-то сейчас вцепится в лопатки и вырвет позвоночник. Лина выскочила ко входу и закрыла за собой дверь, будто это могло укрыть от монстров. Оставалось еще разбитое окно.

Не глядя на Кирилла, она сжала сильнее пучок травы и побежала к чаше. Переступила Германа, что скрутился возле лестницы. Не было времени на сантименты. Вылила на пол то, что осталось от яда, и хорошенько натерла жгучей травы. Она знала, чем это грозит, но не могла отступить. Жизнь дороже.

Когда резала ножом ладонь, видела, как вспучилась от ожогов кожа. Боли не почувствовала, будто амброзия и аллергия забрали ее. Теперь нужна слеза, да не простая… А где ее взять? Лина наклонила голову над чашей.

– Ты – бездушная тварь. Тебе не заплакать искренне.

– Замолчи…

– Еще чего! Тут такой цирк, а мне молчать? Может, сплясать тебе, чтобы легче думалось?

– Угомонись, прошу…

Темная, как нарочно, бормотала и мешала сосредоточиться. Неужели Лина и правда так очерствела, что не сможет заплакать? Но получилось же раньше, когда с Кириллом спорились… А теперь она ему жизнь должна спасти. Ради чего? Чтобы себе помочь или он ей дорог?

На душе было сухо, не получалось выдавить из себя и капли, только страх стягивал лопатки и царапал по спине. Боль терзала кисти, и пыльца амброзии попадала в кровь. Завтра Лина не сможет нормально дышать, с трудом будет ходить, а еще через день без подпитки провалится в долгий мутный сон. Но сейчас не хотелось об этом думать: она должна что-то сделать. Ей уже все равно, что будет дальше.

Стало горько. Она привязалась к Власову, и фото, что лежало в кармане, на самом деле причинило боль. Разве можно было слепо верить, что проводник искренне к ней потянется, разве могла надеяться на его любовь? Нет. Ему нужно было лишь ее тело, только пища, чтобы утолить зверский голод. Он ничуть не лучше других мужчин, которых приманивал ее запах.

Боль встала под горлом и стянула невидимым жгутом грудь. Но слезы не шли. Лина привыкла подобные чувства глушить, и теперь признать себя слабой и беззащитной не получалось. Вчера сработала злость, а сегодня ей просто хотелось все забыть. Когда увидела фото, словно клацнул переключатель, и все чувства ушли в глубокую темноту сознания. Ни боль, ни жжение не вызовут в ней сильных эмоций. Слез не будет.

– Лина-а-а… – прошептал в стороне Герман. Кэйса обернулась. Напряжение было таким жутким, что она похолодела внутри.

Подошла ближе.

– Вы можете заплакать? Нужна слеза, – потрогала его холодные руки, заглянула в мутные глаза. Он едва дышал. – Держитесь. Формула была неправильной, нужно противоядие.

– Послушай. Присядь, – он резко потянул ее за ворот футболки. – Я столько ошибок наплодил, что страшно вспомнить, но ты не можешь отвечать за поступки родителей.

– Да перестаньте. Мне все равно, кто вы. Я спокойно жила до этого без вас. Этот разговор бессмысленный. Давайте выберемся, а потом друг о друге забудем. Мне от вас ничего…

– Стой… – он захрипел и потянул ее сильнее. Отдышался и снова заговорил: – Я ей не верил. Я виноват, Лина… Довел ее… Мне так было плохо… А она терпела все мои выходки и гасла на глазах. Я только сейчас это понял. Прости. Даже если ты не моя дочь, прости меня…