Флорентийцы уполномочили Гидо Антонио использовать любые нестандартные аргументы, способные побудить короля к конкретным действиям. «Флорентийцы в вашем распоряжении, – уверяли его, – и будут впредь, пока стоят стены нашего города»[60]
. Но Луи не сделал ничего. Лоренцо вскоре отчаялся получить хоть какую-то реальную помощь от французского короля[61]. Посольство, впрочем, не достигло успеха и в двух более мелких задачах: не удалось получить компенсацию для флорентийских купцов, которых грабили французские пираты, и не допустить вхождения Венеции в Святую Лигу – религиозный пост-военный альянс, который составили Франция, Флоренция, Неаполь, Милан и Ватикан с декларативной, и оставшейся неисполненной целью осуществления нового крестового похода. Когда Гидо Антонио был отозван из Франции и вернулся во Флоренцию летом 1480 года, то сообщил, что при французском дворе ему не удалось достичь заметного прогресса ни по одному пункту.Америго с тех пор ни разу не принял участия в дипломатической жизни и никогда не занимал никакую оплачиваемую государственную должность. Для роли «секретаря» посольства, если он и выполнял соответствующие функции, Америго был иначе скроен. Он ни разу не вспомнил Париж в сохранившихся записках. Биографы просто попусту тратят время, рассуждая о том, кого он мог встретить в столице Франции: брат Колумба Бартоломео – наиболее примечательная фантазия, хотя его почти наверняка не было в Париже, когда там находился Америго. Подобные натяжки не имеют смысла. Он не встретил там никого из тех, кто сыграл какую-либо значимую роль в его жизни. Выглядит так, словно Америго получил свой шанс… и упустил его.
В последующие несколько лет, однако, он не нуждался в средствах. В 1482 году, незадолго до своей смерти, Настажио поручил сыну вести дела от его имени. Когда отец умер, позиции Америго казались относительно прочными как в отношении дел семьи, так и в смысле перспектив стать ее главой. В феврале следующего года Америго получил письмо от одного из наиболее выдающихся членов клана Симоне Веспуччи. Тон письма был доверительным; очевидно, Симоне поручал Америго покупать и продавать драгоценности от его имени, прежде всего сапфиры – хотя это оказалось не тем, на что рассчитывал Америго. Симоне просил передать нижайшие поклоны Джорджио Антонио и, что более интересно, «Лоренцо Великолепному»[62]
. Здесь есть риск запутаться, ибо кузен Лоренцо, Лоренцо ди Пьерфранческо, также был прозван «Великолепным»; в одаривании этим эпитетом флорентийцы не всегда проявляли разборчивость. Но в данном контексте и в виду того факта, что Гидо Антонио ввел Америго в орбиту властителя города, скорее всего имелся в виду именно Лоренцо Великолепный. Если это так, то письмо является первым свидетельством личной близости Америго к великому владыке Флоренции. Но также и последним. Как Америго сумел подобраться к Лоренцо так близко? Почему эти отношения не продлились? Чтобы понять случившееся, нужно совершить экскурс в политическую жизнь Флоренции и прежде всего в уникальный мир Лоренцо.В тени «Великолепного»
«Я не владыка Флоренции, – написал Лоренцо в 1481 году, – просто гражданин, обладающий некоторой властью»[63]
. И формально не погрешил против истины. Стать Владыкой нельзя было там, где прочно укоренилась республиканская добродетель. Другие флорентийские общины перешли под власть владык во время позднего Средневековья, но не Флоренция – если флорентийцы не пали жертвой самообмана. Леонардо Бруни, великий идеолог города начала 15-го века, гордился тем, что когда везде торжествовали тираны, его город оставался верен своему наследию, фундамент которого заложили – так утверждал миф – древние римские республиканцы. Флорентийцы, замыслившие убить Лоренцо во время заговора семейства Пацци в 1478 году, полагали себя воплощением добродетелей Брута, пожертвовавшего Цезарем ради сохранения чистоты республики. Лозунгом восставших был клич