Америго. Человек, который дал свое имя Америке

Ко времени открытия Нового Света эти вопросы засели гвоздем в умах исследователей и их читателей, ибо пример обитателей Канарских островов колол глаза цивилизованному миру. Островитяне также впечатлили и ужаснули европейцев своей рудиментарной материальной культурой: крайней нищетой, пасторальной жизнью, технологиями каменного века – пробудив гуманистические размышления о возрождении Золотого века. Но аборигены оказали яростное и упорное сопротивление. Потребовалось почти сто лет непрерывных военных действий, чтобы привести все острова к послушанию. Последняя кровавая кампания окончилась только в 1496 году. В течение всего этого конфликта теологи задавались вопросом о его справедливости и вмешивались в него, стараясь предупредить порабощение островитян (или вызволить их из рабства)[301].

Колумб поспешил с утверждением, что со встреченными на островах людьми можно вести мирную торговлю. «Они так старались нам угодить, что было просто удивительно… Они давали всё, что у них было, с великой охотой… Они могут стать хорошими слугами, смышлеными, ибо я вижу, что они очень точно повторяют раз им показанное»[302].

Согласно отчету Веспуччи, они общались с визитерами и принимали их великодушно – Америго не уточняет ингредиенты обеда – «и всё, что мы у них просили, они отдавали с охотой – думается, более из страха, чем из доброго к нам отношения»[303]. Оба автора, стремясь представить аборигенов добродушными и мирными, утверждали, что они были робкими и бежали при приближении исследователей. Эта сцена представлена на гравюрах, сопровождавших ранние издания первого отчета Колумба. На переднем плане король Испании сидит на троне на берегу, указывая на океан, на другой стороне которого европейская флотилия, ведомая исследователем в нахлобученной шляпе, высаживается на берег, усеянный пальмами, где обнаженные длинноволосые дикари, вооруженные только палками, торопливо покидают сцену (см. цв. вкладку). На небе – нечто похожее на тучу, но на самом деле это образ святого Николая, заступника моряков, который часто встречался в качестве небесного покровителя мореходов в иконографии того времени. Флорентийские издатели Письма к Содерини воспроизвели это изображение на фронтисписе без каких-либо изменений.

Рассказ Перу Ваш де Каминьи, в первый раз положенный им на бумагу, несколько отличается от того, что мы встречали у первых двух наблюдателей. Позднее он иначе охарактеризовал аборигенов, назвав «робкими», но это не было его первым впечатлением. «В руках у них были луки и стрелы» – такими он их увидел в самом начале.

«Они все решительно направлялись в сторону лодки. Николау Коэльо сделал им знак, чтобы они положили свои луки, и они послушались. Но он не мог говорить с ними или объяснить им свои намерения каким-то другим способом из-за шума волн, накатывавших на берег. Он просто бросил им красный колпак, льняную шапочку, которая была у него на голове, и черную шляпу. И один из них бросил ему шляпу с большими перьями и маленькой короной из красных и серых перьев, наподобие попугайных. Другой дал ему большую ветвь, покрытую небольшими белыми бусинами, похожими на маленькие жемчужины. Мне кажется, что адмирал посылает эти предметы Вашему Величеству. И так как было очень поздно, экспедиция вернулась на корабль, не преуспев в дальнейшем общении с ними из-за неспокойного моря»[304].

Хотя аборигены не были такими робкими субъектами, какими они изображены на гравюрах к изданиям Колумба, описанные встречи выглядят мирными и пристойными. Каминья обнаружил простых, вежливых и настроенных на торговлю людей. Взаимное непонимание – не следствие культурной несовместимости, просто общению помешало неспокойное море. Более близкие контакты с двумя аборигенами чуть дальше к югу подтвердили первоначальное впечатление. «Один из них делал нам жесты, которые как будто указывали, что где-то здесь есть золото и серебро и что он хотел купить четки с белыми бусами за золото». Во всяком случае, «мы так его поняли, потому что это совпадало с нашими желаниями. Если, однако, он пытался сказать нам, что просто возьмет бусы и ожерелье, то нам не хотелось это так понимать, ибо мы не собирались ему их отдавать»[305].