Америка. Приехали!

— Могу туда подняться, — предложил я. — Ты включишь рубильник, а я покричу, что горит.

— Ты что ‒ охренел? — оборвал меня Лёха. — Ты что ‒ за каждую лампочку кричать будешь? Их там сотня. На хрен надо. Без ваших университетов обойдёмся.

Я замолчал, понимая, что мои советы Лёхе не нужны, и начал наблюдать за ним, совершенно не понимая, что он делает.

Лёха включил один рубильник, спокойно закурил, поразмыслил минуту, потом вернул рубильник в начальное положение. Потом быстро воткнул следующий рубильник и обратился ко мне:

— Всё, хватай ящик, пошли.

Я схватил ящик и потащил вслед за Лёхой на пятый этаж, опасливо пробираясь по лестничным пролётам без перил. Наконец-то мы ввалились в большой зал с едва намечающимися перегородками для комнат. Я огляделся по сторонам и наконец осознал Лёхино "открытие". В холодном с заносами снега зале сверкали десяток ламп. Другие лампы были темны, но с другого десятка тёмных ламп стекала вода, на ходу превращаясь в тоненькие сосульки. Я даже слегка ахнул от удивления. В голове мгновенно сложилась и формализовалась физико-математическая задачка.

"Три выключателя, стена, с другой стороны три лампочки. Поставив выключатели в любое положение и перейдя за стену, нужно определить, к какому выключателю присоединена каждая лампочка". Коротко, красиво. Математик в жизни не додумается. Физик ‒ может быть. А какой-нибудь алкаш-электрик разгрызёт в два счёта. Ну так пусть математики помучаются.

— Лёха, — позвал я, — ты понимаешь, что ты придумал?

Лёха подскочил ко мне, опасливо поглядывая по сторонам:

— Что случилось-то?

— Да ничего не случилось, — успокоил я Лёху. — Но то, что ты придумал с фазами и нагреванием, не должно просто пропасть. Надо что-то делать.

— А что делать? — удивился Лёха.

— Ну, например, послать в какой-нибудь журнал.

— А премию дадут? — поинтересовался Лёха.

— Не дадут, — отрезал я. — Но разве тебе не приятно будет, если тебя в каком-нибудь журнале пропечатают! У тебя какая фамилия?

— Юрьев, — подозрительно ответил Лёха.

— Отличная фамилия, подходящая! — восхитился я. — Ну как — «Задача Юрьева». Или даже, нет ‒ получше: «Решение Юрьева». Звучит.

— Звучит-то звучит, — всё так же подозрительно ответил Лёха.

— Ну так вот, в субботу я опишу задачу и отправлю в журнал.

— А не пиз… — начал Лёха, но тут же поправился, осознав значительность ситуации: — А не обманешь?

— Чего мне обманывать. Коротенько опишу задачку, в конверт ‒ да в почтовый ящик.

Лёха словно надулся от самоуважения.

— Ну, раз такое дело, тогда, конечно, отправляй, — сообщил Лёха. — И премии никакой мне не надо, пусть советская молодёжь учится на примерах старших товарищей, — заговорил он вдруг стандартными коммунистическими фразами.

— Ну, значит, решено, — подтвердил я.

Лёха подумал с секунду и вдруг брякнул:

— Служу Советскому Союзу. — Потом подумал ещё и сообщил уже как бы по-человечески, без привычного мата: — "Пойдем, что ли, работать. Делов много, успеть бы за сегодня управиться.

Я сдержал слово, данное Лёхе. В субботу той же недели оформил задачку по всем, как мне казалось, правилам и отправил в парочку научно-популярных журналов заказными письмами. Во-первых, для солидности, а во-вторых, в надежде, что хоть по дороге письма не потеряются. Естественно, никаких ответов ниоткуда я не получил. Лёха тоже больше никогда не возвращался к этой теме — демонстрировал свою гордость. Лишь иногда при редких встречах на стройках я ловил его вопросительный взгляд. Через несколько месяцев я уволился из своего Ремонтно-строительного управления номер 17. Получил трудовую книжку — если так можно выразиться — путёвку в жизнь. С Лёхой попрощаться мне не удалось. В момент моего увольнения он получил 15 суток за хулиганку. Какой-то мелкий мордобой и выбитое окно в пивнушке. Больше я его никогда не встречал, даже случайно.

Нобелевский лауреат

Джэй посмотрел на часы. До встречи с "нобелевским лауреатом" оставалось ещё минут пятнадцать. Можно было ещё потянуть время, поговорить о жизни. Но Джэй почему-то решил иначе.

— Не нужно ли чего-нибудь, кофе или что-то ещё? — поинтересовался он.

— Кофе ‒ было бы неплохо, — отозвался я.

— Кофе… — протянул Джэй и неожиданно спросил: — Ты бегать умеешь?

— Умею! — удивился я.

— Ну, тогда побежали, — предложил он. — Тут не совсем близко, но зато НАСТОЯЩИЙ кофе, — подчеркнул он, — а не это …

Джэй сдержался, чтобы не назвать вещи своими именами.

Мы выскочили из его кабинета и скорым шагом устремились по коридорам, временами переходя на рысцу в особо безлюдных местах. Я, естественно, обратной дороги бы не нашёл, но Джэй великолепно ориентировался в лестницах, поворотах и проходах.

Наконец-то мы очутились в каком-то особенном месте. Джэй "пикнул" своей карточкой-пропуском. Мы вошли в какое-то особое, не для простых смертных, отделение.

Джэй рванул на себя дверь с надписью "kitchen". В левой стороне "kitchen" блистал хромом, никелем и бесконечным количеством кнопок здоровенный агрегат.

— Какой кофе желаете? — официально, с гордостью, словно работник старбакса, поинтересовался Джэй.