Америка (Reload Game)

— Нет, зачем? — (ну да, признай, что зажигал полный свет, чтоб разглядеть буковки — и вопрос о мундире вернется, как хлеб, отпущенный по водам). — Черкнул не глядя свою подпись на конверте, вскрыл его, забрал послание, вернул конверт с печатями вестовому, тот козырнул и отбыл: приказ не совсекретный, уничтожению сразу по прочтении, в присутствии курьера, не подлежал… Слушайте, вы меня что — проверяете на знание правил обращения со служебной почтой?

— И это — тоже. Скажите, а если бы кто-то из руководства Топографической службы решил, невзирая на вашу отставку, вызвать вас на конспиративную встречу — мог бы он передать свое сообщение через такого курьера?

— Господин майор, — (вот теперь уже настало время взвешивать не то что каждое слово, но каждую запятую-интонацию…), — на такого рода «если бы» мои казачкИ имеют обыкновение отвечать сентенцией: «Если б у бабушки был хер, так она была бы дедушкой!» Я могу поручиться словом офицера — ибо уволен всё-таки с мундиром, — что во врученном мне пакете не было никаких бумаг, кроме приказа, и что на словах курьер тоже ничего мне не передавал, — (умница Командор: и это он предусмотрел, со своей запиской…). — Этого, надеюсь, довольно?

— Пока да, — неожиданно отступил немец. — И что было дальше?

— Дальше… — мрачно набычился ротмистр. — Ну, накатил, понятное дело… И почему-то захотелось побыть… не одному… ну, сами понимаете…

— Понимаю, чего уж тут не понять… А револьвер с собой зачем прихватили — застрелиться?

Ротмистр долго-предолго разглядывал собеседника в упор, и наконец изронил:

— Да мало ли что… Кавказская привычка.

— Ладно, принимается. Куда вы двинулись потом?

— А черт его вспомнит… Начал, кажется, в карточном клубе «Телеграф» — он чуть наискосок от Щетинкина…

— Верно, в «Телеграфе». Дальше вы двинулись вдоль Московского проспекта по направлению к Московской заставе, будто бы специально отмечаясь в каждом работавшем в этот час заведении — в бильярдных, карточных клубах: от заведения до заведения, короткими перебежками. И знаете — иному могло бы даже примерещиться, будто перед ним не отчаявшийся человек, предметно помышляющий о пуле в лоб, а разведчик, проверяющийся перед контактом… Кстати, любопытно: вы везде заказывали выпивку, но никто не помнит, чтоб вы пили.

— В смысле?!? Что, вот так прямо и говорят: «Заказал штоф, а потом тайком вылил его в фикус»?

— Нет, такого, конечно, не говорят — еще б не хватало! Просто как вы делали заказы, помнят все, а как пили — никто. Почему-то.

— Да потому что ответы, небось, получены путем наводящих вопросов!

— И это могло быть, согласен… Итак, когда вы добрались до бильярдной «Триумф», внутри вас должно было уже плескаться водки — где-то под полтора полуштофа. А вы заказали еще пару! Прям как чувствовали, что вам предстоит там долгое общение… Не припоминаете, с кем?

Да-а, это у нас уже не «Боевая тревога», а — «Вторая пробоина ниже ватерлинии, сэр, помпы не справляются»…

— Да где ж тут вспомнить — сами же говорите: полтора штофа!..

— Не помните, стало быть… На вопрос — когда и где вы в последний раз встречались с полковником Суровцевым, вы, полагаю, отвечать откажетесь наотрез?

— Правильно полагаете. «Местопребывание и перемещения начальствующего состава Топографической службы Генштаба составляют предмет военной и государственной тайны», параграф 3. Так что — запрашивайте Службу, в официальном порядке.

— Да уже запросили. И ответ получили — боюсь только, ответ тот вам не понравится… Господин Расторопшин! Приходится констатировать, что вы упорно уклоняетесь от сотрудничества со следствием. Речь, между тем, идет о госизмене, а по ходу дела там замаячили еще и терроризмом со шпионажем — так что шутки кончились, и продолжать разговор нам, похоже, придется в другом месте…

И еще, — тут голос немца стал вкрадчиво-бархатным. — Гибель министра расследует целая бригада; мне же, в рамках того расследования, поручен некий сопутствующий эпизод. А именно — произошедшее утром тринадцатого убийство генерального штаба полковника Александра Васильевича Суровцева, известного в определенных кругах как Командор. И должен вам заметить, господин Расторопшин, что ваше залихватское вранье о событиях того утра уже само по себе превращает вас в подозреваемого номер один… Ну так как — не желаете ли, в связи со вновь открывшимися обстоятельствами, пересмотреть свои давешние показания?

20

«Ну, вот теперь тебе точно конец настал!» — как удовлетворенно констатировал внутренний голос из классического анекдота, обращаясь к своему выполнившему всю цепь предшествующих рекомендаций хозяину… Должную невозмутимость ротмистр сохранить сумел, но стоило это ему такого внутреннего напряжения, что темный, контражурный, силуэт немца на фоне зарешеченного оконца на пару мгновений перекрасился шиворот-навыворот, как фотографический негатив.