Америка (Reload Game)

— Я, кажется, забыл представиться: майор… ну, скажем, Иванов, — (что ж, самая фамилия для немца…) — Надеюсь, вы ясно понимаете, господин Расторопшин: в прежние времена вы могли… да не то, что могли, а обязаны были послать меня куда подальше и хранить гордое молчание — со всеми вашими вопросами, дескать, ступайте к моему начальству! — но теперь вы такой отмазки лишены. Ну, а ответственность за ложные показания тут — сами догадываетесь какая.

— Зачем сразу начинать с угроз, господин майор? Я теперь тихий законопослушный отставник, и отвечать на вопросы органов правопорядка — мой долг верноподданного. В тех границах, разумеется, где они не затрагивают доверенные мне по прежней службе государственные секреты.

— Эти границы теперь буду определять я, с моим ведомством!

— Посмотрим, как это у вас получится, — хмыкнул Расторопшин и со всей небрежностью, что можно себе позволить сидя на табурете, закинул ногу на ногу. — Сдается, что нынешний мой «безначальственный» статус ваше положение скорее осложняет, нежели облегчает. Я ведь теперь классический «забытый часовой», которому осталось опираться лишь на свои собственные представления об офицерской чести и служебном долге.

— Боюсь, вы недопонимаете нынешнее свое положение, господин Расторопшин. Единственная для вас возможность выйти отсюда своими ногами — дать исчерпывающие ответы на все заданные вам вопросы.

— Напротив, господин майор: я понимаю нынешнее свое положение очень и очень хорошо. И единственное мое спасение — единственное, понимаете? — это как раз ни на шаг не отступать от некогда полученных инструкций Службы, без малейших попыток угадать, которые из них признаны в новых обстоятельствах устаревшими и утратившими силу.

— Спешу вас успокоить: засекреченные детали закордонных операций вашей Службы нам совершенно не интересны. А интересуют нас, как вы наверняка уже догадались, сугубо здешние события — связанные с гибелью министра колоний.

— Министра колоний? — ротмистр выглядел озадаченным, но не более того. — Вы должно быть шутите? Я ведь тогда находился на Кавказе, конкретно… дай бог памяти… в средней части Дарьяльского ущелья! Доскакать оттуда до Петербурга, невидимкой спихнуть министра с Исаакиевской балюстрады и вернуться обратно так, чтоб никто из сослуживцев не спохватился — это, знаете ли, надо быть объездчиком чертей на манер того кузнеца у Гоголя, а я такими талантами не обладаю…

— Речь не о тогдашнем министре, а о нынешнем.

— Как, и он тоже?! Ну, с Исаакия?..

— Нет, он погиб при других обстоятельствах. А вы, как я понимаю, впервые об этом слышите?

— Разумеется! Вечером двенадцатого министр, насколько мне известно, был жив, дальше — так уж случилось — я общался исключительно с кабатчиками, девками и сутенерами, а их всех не больно-то интересуют перестановки в правительстве…

— Что ж, тогда давайте по порядку. Когда и как вы узнали о своей отставке?

— Приказ был доставлен вестовым, прямо в гостиницу. Рано утром тринадцатого.

— А вот щетинкинский привратник утверждает, будто вы покинули гостиницу еще затемно, и никакие посетители перед тем к вам в номер не поднимались.

«Тревога! Боевая тревога!!» В гостинице он — по правилам Службы — квартировал под именем пехотного штабс-капитана Попова, с соответствующими документами прикрытия. То, с какой быстротой коллеги вышли на Щетинкина, ясно говорит о внимании, которого нежданно-негаданно удостоилась его скромная персона…

— По всей видимости,- пожал плечами ротмистр, — привратник самовольно отлучился с поста, как раз в момент появления курьера, а потом побоялся признаться в собственном упущении.

— Да, такое могло случиться, — легко согласился немец. — Так когда вам доставили приказ?

— Боюсь, я не поглядел на часы…

— Что, ни разу?

— Сперва был спросонья, а потом в таком раздрызге, что… Ну, сами понимаете, господин майор…

— О да, конечно, — сочувственно покивал тот. — Сообщение об отставке без выслуги — это довольно яркая новость, тут сложно сохранить внимание к окружающим мелочам… Кстати, о мелочах: а во что он был одет — ну, тот вестовой?

— В форму, естественно!

— Я понимаю, что не в пижаму. В какую форму — в пехотную, в кавалерийскую? Или, может, в морскую?

Ну, раз уж посланец Командора счел нужным невидимкой проскользнуть мимо привратника (возможно даже, открыв отмычкой черный ход), то голубеньким знать о нем какие-либо подробности и вовсе ни к чему…

— Гм… Вот ведь черт — не помню! В коридоре было совсем темно…

— Темно?! То есть дело происходило не ранним утром, а скорее ночью?

О дьявол!.. хотя… есть!!

— Никак нет. Там свет с улицы: в Измайловской части хорошо работают газовые фонари, а как раз ближе к утру их гасят.

— Хорошо, проверим. Кстати, этот ваш вестовой…

— «Мой»? С какой это стати он мой?

— Ну, вашего ведомства. Бывшего вашего ведомства… Вы ознакомились с приказом прямо при нем?