Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

Я чувствую огромное вдохновение, меня охватил новый порыв к работе. Я начинаю откликаться на этот порыв, и у меня есть мощное ощущение, что я пробуду в России гораздо дольше, чем изначально планировала. Возможно, я даже останусь здесь навсегда, –

писала она. Пудовкин, который уже становился одним из главных кинорежиссеров сталинской эпохи и которого позднейшие исследователи обвиняли в том, что он «поставил своей огромный талант целиком на службу партии», убедил Конер в том, что ее творчество приблизит осуществление целей революции[481].

Двухмесячный срок заключенного контракта подходил к концу, но Конер поняла, что пока не хочет покидать Россию:

Медленно, но верно я убеждаюсь в том, что Россия – подходящее для меня место. Такое место, где я сама могу творить свое будущее. Здесь есть и вдохновение, которое мне так нужно, и возможности, которые мне необходимы.

И все же она чувствовала, что чего-то в ее жизни недостает:

Есть еще кое-что… Мне нужно найти спутника. Это просто неестественно – и дальше жить без человека, на котором можно было бы сосредоточить свои симпатии, без человека, который вдохновлял бы меня[482].

Собственно, к тому времени она уже явно увлеклась Пудовкиным, который был не только вдвое старше ее, но к тому же и женат. «Похоже, он весьма заинтересовался мною», – осторожно сообщила она своему дневнику после дня, проведенного в «чистейшей радости» среди «заснеженных холмов за городом, на морозном воздухе и в приподнятом настроении», – дня, завершившегося ужином. «Но можно ли верить в мужскую искренность? Мужчину мгновенно привлекает гибкое тело, а потом он так же мгновенно увлекается другим телом». Она пообещала самой себе, что «будет осмотрительна и не наделает глупостей, как раньше». Конечно же, она просто обманывала себя.

Если закрутить роман с женатым мужчиной она пока не решалась, то на профессиональном поприще мчалась вперед во весь опор. Представление, состоявшееся 19 февраля, стало частью программы, призванной изучить направления танца в связи с «обучением массовому танцу в СССР». Разработанный Конер «Танец томленья» – «современный танец под аккомпанемент ударных, с использованием китайских гонгов и колокольчиков», широко обсуждался и критиковался: «Все сходились на том, что я – настоящая артистка и к тому же прекрасная музыкантша, а еще у моих номеров превосходное техническое оснащение». Кинорежиссер Сергей Эйзенштейн, член комитета, в частной беседе очень хвалил ее. «Я намерена серьезно взяться за работу и создать здесь группу, – записала Конер после проведенного семинара. – Я начинаю четко видеть свой план и порядок дальнейших действий и т. д.»[483].

На составление нового контракта ушло несколько недель, но тем временем Конер продолжала выступать. Наконец, был подготовлен договор, гарантировавший ей самую высокую оплату, какая только была возможна. Работа была изнуряющая, а условия работы – далеко не идеальны. И все-таки она регулярно выступала перед восторженной публикой, продолжая созревать как артистка. Она очень хотела увидеть другие города Советского Союза и познакомиться с его многоликой культурой[484].

А еще она влюбилась – «вопреки собственному благоразумию». Впрочем, у Пудовкина было множество достоинств:

Это человек, заслуживающий восхищения и уважения, у него есть чему поучиться. Я чувствую, что я для него – не только тело, не только предмет, приносящий приятные ощущения. Он уважает меня как личность и как артистку. Разговаривать с ним! Тонуть в бешеном восторге! В жарком вздымающемся пламени творчества! Обмениваться мыслями и вдохновением!

Она клялась себе, что, если этот роман обернется горечью, она всегда сможет «утопить [горе] в поту труда». А неделей позже неудачное выступление напомнило ей о том, что работу все-таки нужно ставить на первое место: