Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

Судя по роману Стронг «Буйная река», с того момента, когда США и СССР вступили в альянс для совместной борьбы ради спасения мира (как многие тогда считали), лучшим способом пробудить в американцах сочувствие к Советскому Союзу была сочтена такая стратегия: эпический рассказ о строительстве социализма завершать серединой 1930-х, а далее перескакивать сразу к войне, причем использовать слухи о вредителях и диверсантах как оправдание того, что происходило в промежуточный период.

Самой Стронг не было в Советском Союзе в годы Второй мировой, и, возможно, поэтому «Буйную реку», выход которой явно объяснялся временным военным союзом между США и СССР, нельзя отнести к настоящим романам о войне. Осенью 1940 года муж Стронг настоятельно посоветовал ей уехать из страны, не дожидаясь нападения нацистов. Стронг и так проводила много времени в Китае, США и Испании (куда в конце 1930-х устремились антифашисты со всего мира), поскольку атмосферу страха и подозрительности, установившуюся в Москве, было уже трудно выносить даже верным приверженцам режима вроде Стронг. В августе 1936 года она стала свидетельницей знаменитого процесса – суда над «антисоветским объединенным троцкистско-зиновьевским центром». Шестнадцать ответчиков сознавались в участии в «различных заговорах с целью убийства Сталина и других партийных руководителей». Как и многие другие иностранцы, Стронг сочла их признания убедительным доказательством вины. В действительности же все они, «выбитые угрозами и пытками», были сплошной ложью. За Московскими процессами последовала тотальная охота на «врагов народа», и Стронг обеспокоило множество «несправедливых арестов и расстрелов»; позднее она вспоминала, что те сотрудники, которых «вычистили» из редакции Moscow News, работали усерднее прочих и были особенно преданы партии.

«Буйную реку» Стронг посвятила памяти покойного русского мужа, Джоэля Шубина, «чья жизнь и смерть прояснила [ей] советский образ жизни». Следует отметить, что муж Стронг не погиб на фронте, защищая советскую родину, как, наверное, можно подумать, читая строки посвящения и видя дату его смерти (1942 год). Стронг сообщили, что Шубин умер от воспаления легких, что, конечно, возможно, – но не исключено, что он стал очередной жертвой сталинского террора. Еврей, старый верный партиец, супруг иностранки: все эти факты биографии сближали его со многими людьми, сгинувшими в чистках[579].

Когда в Россию пришла война – и особенно когда СССР сделался союзником США, – задача познакомить американскую публику с более положительными сторонами советской жизни стала казаться просто необходимой для победы в войне. И тогда в американской массовой культуре образ новой советской женщины – уже с пулеметом в руке – воспрянул с новой мощью. А после войны его давние поклонники – наряду со многими другими радикалами и людьми передовых взглядов – остро осознали, что почти наверняка они долгое время молились не на того идола.

ГЛАВА 7 Героини и еретички на русском фронте

Приблизительно в конце первой трети фильма «Северная звезда» (1943), снятого по сценарию Лиллиан Хеллман, мы видим вдалеке фигурку лазутчика, скачущего по холмам на горизонте. Потом камера приближается, и обнаруживается, что этот лазутчик – поразительно красивая молодая женщина. Снятая снизу прямая и решительная фигура женщины вырисовывается огромным силуэтом на фоне рассветного неба, испещренного крапинками облаков. Заметив вдалеке эшелон фашистских грузовиков, она останавливается, разворачивает лошадь и мчится прочь – вероятно, чтобы предупредить свой отряд. А у Маргарет Бурк-Уайт в книге «Снимая русскую войну» (1942) есть описание русской разведчицы Тани: «широко расставленные голубые глаза, ниспадающие до плеч кудри цвета меда, крепкое, коренастое небольшое тело». Бурк-Уайт не скрывает своего восхищения Таней: «Она наизусть знала все тропы и по ночам, как только совсем темнело, пристегивала к поясному ремню оружие и на четвереньках ползла через густую траву и низкий кустарник к позициям немцев». Таня узнавала все, что могла, о вражеских передвижениях и боевых частях и до рассвета возвращалась с донесением. «Потом она спала несколько часов, шла в полевой госпиталь – помогала ухаживать за ранеными, а ночью, если нужно, снова отправлялась на разведку»[580].

Хеллман и Бурк-Уайт были самыми заметными американками, находившимися в Советском Союзе в годы Второй мировой войны и создававшими его популярные образы[581]. Обе принадлежали к числу тех немногих иностранцев – и были, пожалуй, единственными иностранками, – которые побывали на русском фронте. И их сочинения, фотографии, радиобеседы, выступления, фильмы и другие работы формировали общественное мнение о Советском Союзе во время войны, попутно привлекая внимание к важной роли женщин – и как авторов, и как объектов просоветского дискурса. Реакции на деятельность Бурк-Уайт и Хеллман и их работу в СССР указывают на то, что этот дискурс был уже почти исчерпан[582].