Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

Но будущее колонии «Кузбасс» выглядело все более туманным. Бронка, верная помощница Рутгерса, умерла. Осиротев без нее, Рутгерс впал в уныние и заболел физически. Новый секретарь, горный инженер-коммунист по фамилии Коробкин, привел с собой сорок своих людей, а когда Рутгерс уехал в санаторий в Голландии, чтобы немного подлечиться, Коробкин полностью захватил управление в свои руки и произвел кадровые перестановки. Вернувшись, Рутгерс обнаружил, что многих американцев уже нет, а сам он остался без работы. Прежняя «новая Пенсильвания» превратилась в нечто неузнаваемое.

Рут тоже изменилась. Прожив два года в космополитической Москве, она уже сомневалась, стоит ли ей возвращаться в Кемерово, – еще до того, как стало ясно, что американцев оттуда вытесняют.

Когда-то это было место, хранившее чудесные воспоминания, место, куда мне хотелось вернуться вместе с Сэмом, когда мы наконец сможем быть вместе не таясь. Теперь же оно превратилось в унылое село среди степей, населенное ненормальными людьми, которым известны мои потаенные секреты, –

жаловалась она в письме матери в мае 1926 года. Теперь она даже не была уверена, что хочет быть вместе с Сэмом.

Поздней осенью 1926 года Рут получила от Сэма письмо, где он сообщал, что полюбил другую. Рут любезно освободила его от всяких обязательств перед нею – как всегда и обещала. Она написала ему в канун Нового года и потому отметила, что все подходит к концу: старый год, существование американской колонии (с 1 января она переходила в руки русских), их любовь.

Перед тем как сложить с себя директорские полномочия, Рутгерс дал Рут платежный документ для получения денег, которые задолжала ей колония, – эти деньги она думала потратить на дорогу домой. Но новый советский начальник московской службы – грузный лысеющий грузин по фамилии Гафт – заявил, что распоряжения Рутгерса уже не имеют никакой силы. Если же ей так нужны деньги, то он может ей помочь, но только если она согласится сделать для него одну вещь. Когда выяснилось, что за вещь ему нужна, Рут отказалась, но тогда он силой овладел ею. Потом она привлекла его к суду за поведение, неподобающее коммунисту, а еще через некоторое время все новое руководство «Кузбасса» судили и приговорили к тюремным срокам за бесхозяйственность и другие преступления. Это оказалось слабым утешением: пережитого насилия было уже не забыть.

В 1929 году Рут опубликовала в Nation свой последний очерк о жизни колонии – он назывался «Конец Кузбасса». Она все больше отдалялась от пережитого там. Притом что роль американцев в развитии колонии старались преуменьшить, Рут настаивала: СССР не зря хвастается «Кузбассом» как «образцовой колонией». Она тоже высоко оценивала его успехи: «Если рассматривать „Кузбасс“ как колонизаторский план или как социальный эксперимент, тогда надо признать, что он провалился. Но как промышленное предприятие он состоялся, и его работа успешно продолжается», – писала она. В 1925 году, когда Рут уехала оттуда, колония приносила прибыль. Открылся химический завод, улучшились жилищные условия. Русские получили от американцев то, что им было нужно. Но Рут чувствовала себя обессиленной и не могла скрыть своих чувств: «„Кузбасс“, как и вся советская система, был готов жертвовать отдельными людьми ради достижения больших, отвлеченных социальных идей», – заключала она[361].

Оставив Фрэнка в Сибири, Рут прожила в Москве еще два года. Большую часть этого времени она проработала в библиотеке Коминтерна, в отделе англоязычной литературы. У нее были связи с несколькими мужчинами, и русскими, и американцами. Среди них были выдающийся русский литературный критик, упоминающийся только по имени – Осип (возможно, Осип Брик), – и корреспондент Chicago Daily News Джуниус Вуд. С Фрэнком она тоже продолжала общаться – они оба опекали Джимми. Эльза и Попп, а также Хелен Уилсон и Элси Рид Митчелл нашли работу в Москве, и Рут часто навещала их, хотя почти все свободное время она проводила со своей коллегой из Коминтерна, ирландкой Мэй О’Каллаган, которая стала ее другом до конца жизни. В 1928 году Рут вернулась в США – после работы секретарем при Теодоре Драйзере во время его поездки по России (можно почти не сомневаться, что она стала не только его секретарем, но и любовницей).