– Что случилось с твоей обувью? – спросила Лидия.
– Украли.
Услышав знакомый гондурасский акцент, Соледад воскликнула:
–
Мигрант кивнул и, почесав подбородок, добавил:
– Хорошо, хоть бороду оставили.
Лидия никак не могла выкинуть из головы эту встречу, хотя они уже давно прошли вперед, в поисках еды и места, где можно пополнить запасы воды. «И как он только может шутить? – размышляла Лидия. – Такой нищий, что даже обуви нет». Ей приходилось растягивать зубную пасту. Волосы уже блестели от жира, кожа обветрилась. Каждый день эти мелочи доставляли ей огромное неудобство. Но если бы кто-то стащил у нее кроссовки, она бы, наверное, сдалась. Большего унижения и представить нельзя. Пережить смерть шестнадцати членов семьи она могла, если при этом не приходилось сверкать голыми пятками у всех на виду.
Они пришли на территорию парка с широкими мощеными аллеями, вдоль которых – после какого-то концерта накануне – остались оранжевые туалетные кабинки. Перегнувшись через бортик фонтана, Лука погрузил руки по локоть в воду. Лидии казалось, что вселенная вот-вот отнимет у нее последние остатки человеческого достоинства, и потому решилась потратить десять песо на стаканчик кофе из торгового автомата. Кофеин взбудоражил ей кровь, напомнив о существовании другой, давно позабытой жизни. Лидия отпивала понемногу и всякий раз, поднося стаканчик к губам, наслаждалась дымящим жаром; ей снова вспомнился босой мужчина. Случайная встреча лишь подтвердила абсолютную необходимость хорошей обуви. Поэтому сейчас она возьмет часть оставшихся сбережений и потратит на новую обувь. Прямо здесь в Эрмосильо, сегодня же. Окинув взглядом ноги сестер, она заметила, что им бы тоже не помешали новые кроссовки. Девочки носили низкие конверсы: Соледад – черные, Ребека – серые. Ткань выгорела на солнце и кое-где уже протерлась, но, по крайней мере, кеды были удобными и разношенными. Жалко, конечно, что денег осталось так мало. Дождавшись открытия магазинов, Лидия отдала почти половину оставшейся наличности за две пары обуви для себя и Луки. Ничего особенного: кожа, крупная строчка и толстая резиновая подошва. Впрочем, нет. Ботинки были чудесные, удивительные во всех отношениях. Крылатые сандалии древнегреческих богов. Они выведут ее из пустыни к северу. Отдавая кассиру деньги, Лидия почувствовала, будто в груди у нее образовалась гигантская дыра.
В Эрмосильо возле станции собралась большая группа мигрантов, и некоторые из них, судя по всему, находились там очень давно. На клетчатом диване под навесом сидела пожилая пара; дама разжигала костер на том месте, где в обычном доме стоял бы журнальный столик. По эту сторону богатого забора никто, казалось, не обращал внимания на людей, которые ждали Зверя. Бетонная стена кончалась воротами, за которыми в маленькой будке сидели два охранника, отпиравшие и запиравшие дорогу для поездов. На воротах, как и на самом заборе, сверху блестела колючая проволока, но снизу был проем высотой около полуметра, и ничто не мешало мигрантам проскользнуть внутрь. Кто угодно мог бы просто взять и пролезть на пути, и охранникам, похоже, не было до этого никакого дела. Однако никто не пытался. Все спокойно ждали снаружи. Лидии объяснили, что рано или поздно поезд медленно выкатится из своей бетонной пещеры и все сумеют на него запрыгнуть.
Для Соледад время тянулось невыносимо медленно, как никогда в жизни. С тех пор как Лука сказал, что они так близко к северу, она словно бы чуяла, как из-за горизонта тянутся запахи «макнаггетсов» и новеньких «найков». Она почти различала вдали мерцание, и ее трясло от нетерпения. Позвоночник, глаза, легкие – все тело Соледад тянуло ее к северу. В ту ночь, когда остальные легли спать на холодном грунте под стенами какого-то сада, девочка ходила туда-сюда вдоль железной дороги, залитой лунным светом; она никак не могла уснуть – все боялась, что вот-вот случится нечто ужасное, какая-нибудь новая напасть, которая отнимет у нее мечту, едва не ставшую реальностью. В конце концов Соледад попыталась немного вздремнуть и, только почувствовав, как в висках у нее застучала кровь, поняла, что затаила дыхание.