Посреди безлюдной улицы Соледад согнулась пополам и с силой уперлась руками в колени. Она не плакала, только тряслась и никак не могла остановиться. Потом походила из стороны в сторону, но паника никуда не делась. Горло перехватило, но она продолжала выдавливать из себя слово «нет» и повторила его, должно быть, сотню раз. Помахала руками, чтобы освободиться от тисков горя, но оно уже взгромоздилось ей на плечи, словно чудовищный исполин; в ту же секунду она решила: бремя этих мучений она понесет в одиночестве. Что бы ни случилось, Ребека обязана пережить пустыню, но, если на шею ей сядет такой же монстр, шансы будут невелики. Нет, сестре она ничего не скажет. «Это все из-за меня». Соледад рухнула на землю там, где стояла, и почувствовала под коленками жесткий щебень. Она молилась и молилась, просила, чтобы Бог как можно скорее забрал отца на небеса и чтобы как-нибудь, когда-нибудь тот простил ее за смерть, которую она на него навлекла.
– Прости меня, Папи. Пожалуйста, Папи, прости, – без конца повторяла она.
Ощутив в ногах судорогу, девочка присела на тротуар и на мгновение задумалась, как новость доберется в деревню на вершине горы. Может, мами и
Девочка, которая затем поднялась с тротуара, была лишь призраком настоящей Соледад. Может, где-то в глубине у нее по-прежнему теплился огонек, который когда-то был пламенем ее души, но сама она ничего не чувствовала. Распахнув дверь в квартиру, она шагнула вниз.
30
– А что, в колледже у тебя осталась девушка? – спросила она.
Николас покачал головой.
– Знаешь, моя дочь учится в Сан-Диего. На факультете социологии. Что ты изучаешь?
Николас изогнул брови:
– Я изучаю эволюционную биологию и биологическую вариативность пустынь.
– Ничего себе. – Марисоль не смогла подобрать никакого уточняющего вопроса.
– Это что еще такое? – поинтересовался Бето.
Николас засмеялся:
– Это значит, что я изучаю эволюцию организмов и факторы, которые оказывают влияние на этот процесс. И наоборот.
Бето непонимающе заморгал.
– В частности, я изучаю типы миграции некоторых бабочек и влияние, которое они оказывают на некоторые цветущие кустарники.
– Пустынные бабочки, значит? – спросил Бето с подозрением.
– Да.
– И куда они летают?
– Да.
– И это типа работа такая? Больше ты ничего не делаешь?
Николас широко улыбнулся.
– Ну и ну, чувак, – вздохнул Бето. – Теперь я тоже хочу в колледж.
Закрепив дверцу багажника на белом пикапе, Шакал направился к синему. Внимательно осмотрел каждого из них, проверяя снаряжение. На нем самом были плотные, но легкие туристические ботинки, такие пыльные, что вполне могли бы принадлежать любому мигранту – за исключением тех, кто не мог себе позволить специальную обувь. Одет койот был примерно так же, как и в тот день, когда встречал их на площади: плотные джинсы и серая футболка. В кабине на водительском сиденье стоял его крошечный рюкзак. Куртка у него была из водонепроницаемого гортекса, настолько тонкая, что он легко повязал ее вокруг поджарой талии. На широких светло-коричневых щеках по-прежнему лежал веселый румянец. Тело койота было как будто создано для жизни в диких условиях. Стройный, мускулистый, коренастый, со скупыми движениями, он переходил от мигранта к мигранту, чтобы убедиться, что все в порядке: обувь, настроение, вес рюкзаков. Если он обнаружит у кого-то насморк или кашель, им придется остаться. Внимание Шакала привлек Бето.
– Где твоя сумка? – спросил он.
Все остальные сидели, сжимая перед собой рюкзаки. У мальчика ничего не было.
– Братишка, мне не нужна никакая сумка, – сказал Бето и постучал пальцем по виску: – Все, что мне нужно, – уже здесь.