Американская грязь

Лидия полагала, что момент пересечения границы будет знаменательным. Что все случится за долю секунды, и нога, поднятая на территории Мексики, внезапно приземлится на территории Соединенных Штатов. И в то же время она была уверена, что сможет хотя бы на мгновение остановиться, оглянуться – в прямом и переносном смысле – и подумать обо всем, что оставляет позади, а именно – о неотступном страхе перед Хавьером и его приспешниками. После восемнадцати дней постоянных лишений, после дороги, растянувшейся на полторы тысячи миль, Лидии хотелось прочувствовать тот момент, когда она наконец избежит невидимой западни. Но ей хотелось заглянуть и подальше в прошлое – во времена задолго до кровавой резни, в счастливые дни детства. Хотелось вспомнить оранжевый купальник, который в детстве она носила летом каждый день. Прыжки со скал в Ла-Кебраде, когда она была подростком. Совместные прогулки с отцом по пляжу Барра-Вьеха – в том возрасте, когда идти за руку с родителем еще не считается зазорным. Миллион обид на мать – таких, что бывают только между родными людьми. Колледж, Себастьян, книжный магазин. Тот раз, когда она впервые взяла Луку на руки. Лидия полагала, что наступит момент, когда все эти воспоминания нахлынут на нее разом, словно маленькая смерть. И через них откроется портал. Она надеялась, что, подобно гремучей змее, сбросит с себя старую кожу, пропитанную горем и страданием, и та останется лежать в мексиканской земле. Но оказалось, что границу она уже пересекла, сама того не заметив. Так и не оглянувшись, не устроив никакого ритуала, который помог бы ей начать новую жизнь на этой стороне. Но теперь уже ничего не изменишь. Adelante. Вперед.

В ясном небе сияли звезды, но луна взошла совсем новая и света почти не давала. Пока они, спотыкаясь, шли в кромешной тьме, Шакал уверял, что условия выдались идеальные. Около часа мигранты тащились по пустыне молча. Где-то в одиннадцать остановились на привал возле каменного утеса, так как, по словам койота, именно в этот час начинается пограничный обход и очень скоро весь участок наполнится полицейскими. Мужчина велел всем отдохнуть, но ни у кого не получилось. Они сидели в страхе и моргали, словно лампы при плохой проводке. Миновало три часа, и все это время они прислушивались к незнакомой музыке пустыни. Ворчание, сопение, клацанье, визги – целая гамма ужасных звуков, раздававшихся то где-то вдалеке, то совсем близко; под покровом ночи оставалось лишь догадываться, что за существо подает голос на этот раз. До чего же странное и болезненное ощущение – сидеть без брони в окружении целой армии ночных животных, которые тебя прекрасно чуют и видят даже в полной темноте. Если какое-то из них решит подойти поближе, ты даже не заметишь. Мигрантам оставалось только ждать и молиться. Даже Лоренсо вспомнил, что когда-то верил в Бога.

31

Время близилось к двум часам ночи, когда Шакал вдруг снова поднял всех в дорогу. Он собирался разбить лагерь до того, как начнет светать. Этот путь койот проделывал десятки раз. Поэтому точно знал, куда они идут и когда туда доберутся. Не иди они днем по жаре, можно было бы взять с собой поменьше воды. Но весна уже заканчивалась, и ночи стали совсем короткими, а значит, лишнего времени не оставалось. Шакал то и дело подгонял путников, так что те шагали на пределе возможностей. Он увел их примерно за две мили к северу от границы, но до ближайшего города – где все бы они были в безопасности – по-прежнему оставались многие часы. Койот опять просвистел. На этот раз Бето, едва не спавший на ходу, врезался в шедшего перед ним Слима, и вместе они повалились на песок. Мальчик захихикал и стал извиняться, но Шакал на него цыкнул и поднес палец к губам. Для верности Слим накрыл рот Бето мясистой ладонью.

Они шли вниз по холму, и у подножия Лука увидел бледные очертания дороги, змеившейся чуть поодаль до самого горизонта. Мигранты спрятались под кучкой угловатых деревьев, но дальше до самого конца дороги не было никакого укрытия. По правую руку за несколько сот метров стояли четыре пикапа.

– Carajo! – выругался Шакал.

Вплоть до этой секунды Лука наслаждался одним-единственным преимуществом, открывшимся для него в момент тотального уничтожения прежней жизни: внезапно он стал вхож в какой-то закулисный мир, где все взрослые все время ругались вслух. С тех пор он даже пару раз – не без удовольствия – пробовал на языке кое-какие непристойности, однако теперь, слыша, как бранится койот в адрес четырех незнакомых грузовиков, испытал глубокую тревогу.

– Что они тут делают в такое время? – тихо спросил Чончо.

– Я не знаю. – Шакал покачал головой и махнул в конец дороги. – Вон там есть перевалочный пункт. Иногда, если здесь никого нет, я вожу людей туда. Маршрут не самый популярный. А это… – Он сплюнул под ноги в грязь. – Это вовсе не туристы.