Американская грязь

Мужчина рассмеялся, а за ним и все остальные в шеренге. Бето окинул взглядом сначала Чончо, потом Слима, а затем их сыновей.

– И что, у вас в Веракрусе все такие высокие? – спросил он.

– Нет. – Чончо растягивал слова. – Остальные – намного выше.

Бето стал перечислять самых высоких людей, встречавшихся ему в домпе, как вдруг в воздухе раздался предупредительный свист Шакала. Марисоль, в ту же секунду заметившая проблему своими глазами, невольно вскрикнула. Затем указала в дальний конец долины – туда, где над верхушками кустарников поднимался след рыжеватой мелкой пыли. Койот присвистнул еще раз, повелевая мигрантам лечь, и в тот же миг его команда была исполнена. Все пятнадцать человек повалились на землю, будто пристреленные, прямо там, где стояли.

– Ползите в тень, если можете, – сказал Шакал.

Освещение было пронзительным. На солнце их могли сразу же обнаружить; только уйдя со света, можно было надеяться на какую-то маскировку. Когда пустынное солнце касалось какого-либо цветного объекта в движении, этот цвет вспыхивал, словно маяк. Лука и Лидия укрылись под гаррией в тени булыжника, подпиравшего ствол.

Сережки свисали с куста бледно-зеленой занавеской, и липкие цветы путались в маминых волосах. Сбившись в клубок на дне небольшой лощины, они накрылись рюкзаками и стали невидимыми; вдалеке с холма по-прежнему спускалась рваная линия пыли. Остальные мигранты продолжали ползать в поисках укрытия: кидались пластом в опаленные солнцем травы, ныряли в колючие тени маниок, прятались за кипарисами. Затем все замерли, и всякое движение вдруг прекратилось. Тишину не нарушал даже Бето, который притаился среди белесых стеблей, задрав ноги вверх. Три минуты спустя вместе с очередным порывом ветра до них наконец долетел смутный рокот двигателя. Прошла еще одна долгая минута, после чего на высоком гребне одного из соседних холмов показалась машина. Модель, которую ни с чем не спутаешь: бело-зеленый внедорожник «шевроле-тахо» – верный друг пограничной службы.

Лицо Шакала оставалось невозмутимым.

– Никому не двигаться! – тихо скомандовал он.

Сам койот надежно спрятался в тени стоячего камня, между Марисоль и Николасом. Зная, что теперь, возможно, им придется некоторое время провести на месте, он постарался занять наиболее удобное положение. Сидя на пятой точке, он подтянул к груди колени и навел окуляр бинокля на пассажирское сиденье внедорожника – туда, откуда на него смотрел агент пограничной службы, в окуляр собственного армейского бинокля.

«Мы невидимы, – зажмурившись, повторял про себя Лука. – Мы пустынная трава. Мы – камни». Дышал он глубоко и медленно, неподвижной грудью. Эту технику сродни медитации предстояло в совершенстве освоить каждому мигранту. Мы – камни, мы – камни. Somos piedras. Кожа Луки затвердела, руки не двигались, ноги застыли на месте, все клетки в пояснице и подошвах перемешались с молекулами песка. Он прирос к земле. Ничего не чесалось и не дергалось, потому что тело его потеряло исходные свойства и превратилось в кусок пустынной породы. Он пролежал на этом месте тысячу лет. Сквозь позвоночник пробился на свет куст маниоки, в лодыжках из года в год расцветали и гибли растения, в волосах вили гнезда овсянки и жаворонки, плечи просели под воздействием стихий; Лука никогда не двигался. Мы – камни. Спустя какое-то время «тахо» наконец завершил свою пугающую инспекцию и устремился в следующую впадину долины.

Шакал не стал тратить время на пустые разговоры. Солнце ползло все выше и теперь обосновалось в самом жарком и ослепительном уголке неба; прошел уже час, как они должны были встать лагерем. Оставаться под палящим прожектором солнца было небезопасно. Еще немного, и оно начнет их выпаривать.

– Пошли, – позвал койот. – ¡Apúrense![122]

Все мигранты вмиг подскочили – так же быстро, как до этого попадали, собрали вещи и вновь отправились в дорогу.