Американская грязь

Луке нравились поселения, где все дома стояли строгой шеренгой, будто солдаты в униформе: снизу у них были прочные стены-мундиры с отделкой из белой штукатурки, а сверху – шлемы из красной мексиканской черепицы, лежавшей кусочек к кусочку, под одинаковым углом. Больше всего мальчика подкупала безликость, он думал, как бы хорошо они с Мами устроились в таком доме, и никто бы их не нашел. Не нравилось мальчику, когда поезд вдруг уходил на юг: он, конечно, скучал по дому, но только по жизни, которая была у него до того ужасного дня, но того Акапулько – Лука прекрасно это понимал – больше не существовало. Его преследовали фантомные боли. Но вот колея снова повернула на запад, и мальчику стало легче; где-то впереди возникли ухоженные задворки какого-то населенного пункта, и поезд сначала пристроился к реке Рио-Гранде-де-Сантьяго, потом ушел в длинный поворот и, наконец, снова устремился на север.

Город возникал перед ними постепенно, несколько раз давая ложные обещания. Лука вроде бы уже видел знакомые маркеры современного мегаполиса: продавцов уличной еды, которые отвлекались от жарки мяса, чтобы помахать мигрантам рукой, растянутые под солнцем веревки, хлопавшие на ветру разноцветным бельем, хулиганистых ребят, что собирались в кучки вдоль школьного забора. Но потом вдруг городская полоса резко обрывалась, уступая место бесконечным кукурузным полям. Так случилось уже два раза. Три. Четыре. Наконец – и теперь уже совершенно точно – по обе стороны дороги выросла Гвадалахара.

Второй по размеру город в Мексике. Столица штата Халиско с населением полтора миллиона человек.

По всей длине состава мигранты постепенно готовились сходить. Они будили своих друзей, собирали скомканные куртки-подушки, подтягивали друг другу лямки рюкзаков. Мами отстегнула себя от крыши, но ремень Луки трогать не стала. Лоренсо по-прежнему сидел на том же самом месте, в той же позе и молча наблюдал. Луке совсем не нравилось, как он смотрел на Ребеку и Соледад.

Когда поезд постепенно начал сбрасывать скорость и кое-кто из мужчин по соседству уже спрыгнул с лестницы на посыпанную щебнем землю, мальчик заговорил:

– Мами.

Свернув свой холщовый ремень в кольцо, Лидия молча взглянула на сына: «Что?»

– Мне не нужен ремень.

– Конечно, нужен.

– Но, Мами!

Лидия снова подняла взгляд и на этот раз придала своему «что?» твердости. Мальчик продолжал:

– Тебе не кажется, что если я уже могу прыгать на движущийся поезд, то привязывать меня ремнем, как младенца, – немножко глупо?

С этими словами он выставил подбородок, и в ту же секунду мать схватилась за него и притянула лицо сына к себе. При виде неизменной маминой реакции на капризное поведение у Луки вдруг потеплело на душе.

– Это совсем не глупо, – сказала она. – Мы ездим на этих поездах просто потому, что у нас нет другого выхода. Но это очень опасно, Лука. Неужели ты так ничему и не научился? После того как упал тот мужчина…

– Ладно, – раздраженно перебил ее мальчик. – Все.

Он попытался высвободить подбородок, но Лидия только сильнее сжала его пальцами. К счастью, она не могла контролировать его глаза. Сжать глазные яблоки у нее не получится. С этими мыслями Лука скользнул взглядом по левому уху матери.

– Не перебивай меня, – поучала Лидия. – И смотри на меня, когда я с тобой говорю.

Мальчик пристально разглядывал ее ушную раковину.

– Сын, посмотри на меня.

На мгновение их глаза все-таки встретились, но потом Лука снова отвел взгляд в сторону.

– Послушай, – продолжала Мами. – Я знаю, что это безумие. Ездить на поездах, спать на улице, есть непонятно что – все это дико и совершенно безрассудно. Раньше я тебе не говорила, но теперь хочу сказать: Лука, я очень тобой горжусь.

Он мельком заглянул ей в лицо.

– Правда. Просто в голове не укладывается, каким ты вырос сильным, каким смелым. Ты научился делать вещи, которые и вслух назвать страшно.

У мальчика появилась неожиданная мысль.

– Как думаешь, что сказал бы Папи? – спросил он.

Выпустив наконец подбородок сына, Лидия улыбнулась:

– Он бы сказал, что мы с тобой рехнулись.

У Луки выступили слезы, но он не хотел плакать и потому заставил глаза высохнуть. Мами перешла на шепот:

– Сынок, Папи так бы тобой гордился. Я и представить себе не могла, что ты способен на такие невероятные поступки. – Она накрыла рукой коленку сына. – Я этого не знала. Но ты по-прежнему мой маленький мальчик. Понимаешь?

Лука молча кивнул.

– Не дай бог с тобой что-то случится. Я этого не переживу. За последние дни ты очень повзрослел, это правда. Но твоему телу – всего восемь лет.

– Почти девять.

– Почти девять, да. Но пожалуйста. Пожалуйста, послушай меня. Никогда не расслабляйся. Никогда не думай, что на этом поезде ты в безопасности. Пока мы едем, мы всегда в опасности. Всегда. – Лидия взяла сына за руку и добавила: – Стремление быть крутым тебя убьет.

Лука снова кивнул.