– Простите, но Элмер сегодня не на работе. Подождите минутку. – Голос женщины на мгновение пропал, а потом вновь зазвучал четко: – Могу я узнать, кто звонит?
– Со мной рядом его дочери, я просто набрал для них номер.
– Понятно.
– Погодите, я передам трубку Соледад.
Девочка заняла место Луки; ее лицо озарилось взволнованным предвкушением. Она надеялась, что
– Алло?
– Алло, – послышался голос администратора. – Вы звоните Элмеру? Вы его дочь?
– Да, это Соледад. Он на месте? Можно с ним поговорить?
– Боюсь, Элмер сейчас не на работе, Соледад.
Девочка поникла плечами и откинулась на спинку стула.
– Ладно, – сказала она. – А можно оставить ему сообщение? Оно очень важное, и я не знаю, когда в следующий раз нам удастся воспользоваться телефоном. Я здесь вместе со своей сестрой Ребекой. Мы хотели ему передать, что у нас все хорошо.
– Соледад, – произнесла женщина.
Всего одно слово.
– Прости, но, боюсь, твой отец теперь нескоро выйдет на работу.
Схватившись за край стола, Соледад повернулась спиной к сестре. Лука взялся за дверную ручку и собрался уходить, но старшая сестра взяла его за плечо. Она сидела с открытым ртом, но не пыталась задавать вопросы, которые прояснили бы ситуацию. Она не хотела знать.
– Соледад, мне очень жаль, но с твоим отцом произошел несчастный случай. Нет, не случай. Твой отец, он… он в больнице.
Сведя колени, девочка вскочила на ноги, офисное кресло отъехало назад.
– Почему? Что случилось?
Ребека тоже встала, и Лука подошел к ней ближе.
– Он жив? – спросила Соледад.
– Сейчас его состояние, кажется, стабильно. Это последнее, что мы слышали, – негромко ответила администратор.
Соледад глубоко вздохнула.
– Но как это случилось?
– На него напали по дороге на работу, на прошлой неделе.
Девочка хотела снова опуститься в кресло, но то стояло у стены, и она едва не шлепнулась на пол. Лука подкатил его обратно, и Соледад села.
– На него напали с ножом, – продолжала женщина. – Мне очень, очень жаль.
– В какой он больнице?
– В центральной. Соледад, я очень тебе сочувствую.
Девочка повесила трубку. Луке потребовалось меньше минуты, чтобы разыскать телефон Государственной больницы Сан-Педро-Сула. Он вновь набрал номер, но на этот раз поставил звонок на громкую связь, чтобы все слышали. За 1360 миль от приюта мигрантов, в шестиэтажном здании зеленого цвета, в отделении интенсивной терапии медсестра в чистой белой форме и с голубым стетоскопом на шее ворвалась в сестринскую комнату и бросила на захламленный стол карточку с анамнезом. Лука, Ребека и Соледад услышали, как она подняла трубку, и придвинулись поближе к телефону.
– У вас лежит мой отец. – Соледад слышала в ушах эхо собственного голоса, осипшего и мутного. – Его зовут Элмер Абарка Лобо. На его работе мне сказали, что он у вас с прошлой недели.
В больнице на заднем плане слышалось щелканье и пиканье. Чьи-то голоса. Детский плач. Медсестра ответила не сразу.
– Алло? – сказала Ребека.
– Минутку, я ищу.
Она перебирала и перелистывала папки и карточки.
Рука Соледад взметнулась вверх и накрыла руку сестры. Кожа вокруг костяшек натянулась и побелела.
– Женщина с его работы сказала, что его пырнули ножом.
– А-а-а! – Словно медсестра сразу вспомнила. – Да, конечно. Элмер. Он у нас. Боюсь, не в самой лучшей форме, но сейчас стабилен. Он потерял много крови.
Свободную руку Ребека прижала ко рту. Соледад впилась пальцами в подбородок.
– Можно с ним поговорить?
– Нет, сейчас он без сознания. Вы можете сюда приехать?
Ребека покачала головой, а Соледад сказала вслух:
– Мы не в Гондурасе. Мы в Мексике.
Ребека обратила внимание на другое.
– А как понять «без сознания»? Что это значит? – спросила она.
– Это значит, что мы погрузили его в сон из-за сильных повреждений в мозгу. Ему придется поспать, пока мы пытаемся справиться с отеком и последствиями травмы.
Соледад согнулась пополам, накрыв грудью колени.
– Повреждения в мозгу? Я не понимаю, – выговорила Ребека.
– Да, – подтвердила медсестра. – Его ударили ножом в лицо.
– Боже мой.
Девочки заплакали. Лука все быстрее переминался с ноги на ногу, а потом, попятившись от телефона, прислонился спиной к стене рядом с дверью.
– Один раз в живот и два раза в лицо, – объяснила медсестра.
Она понимала горе дочерей, но знала, что должна поставить их в известность, и лучше поскорее – одним махом, будто пластырь сорвать, – и перейти к той части разговора, когда все ужасы уже известны и можно начать их осмысливать.
– Самая серьезная рана пришлась на правую часть подглазничной области…