Американская грязь

– Ага, короче, дочь тоже прочитала статью твоего мужа.

– Боже мой.

– Ты не знала?

Лидия не смогла выдавить ни слова.

– В общем да, кто-то отправил ей статью, она прочитала, взбесилась и покончила с собой. Оставила для папы предсмертную записку. Ну а потом началось. Именно из-за этого.

В уме Лидия судорожно пыталась сопоставить все известные факты, а юный sicario продолжал:

– Именно поэтому он и свихнулся. Сказал, что ты его предала, что во всем виноват твой муж и что все вы поплатитесь. Был не в себе, короче.

– Погоди, остановись.

Мозг Лидии переполнился. Новая информация в него просто не проникала. Марта. В памяти всплывали картины из прошлого и лопались, как мыльные пузыри. Однажды Хавьер сидел в книжном магазине и разговаривал по скайпу с дочерью, которой на следующий день нужно было сдавать экзамен. Она очень переживала, а он пытался по-отцовски ее подбодрить. Потом он сквозь смех рассказывал, как Марта подарила ему на пятидесятилетие тренажер «кузнечик». Хавьер попробовал из вежливости, а потом весь день ходил с больной спиной. Он всегда настаивал, что в жизни совершил лишь один хороший поступок – привел в этот мир Марту. Es mi cielo, mi luna y todas mis estrellas. Мои небеса, моя луна и все мои звезды. В груди у Лидии неприятно кольнуло.

– То есть Марта не знала? Про отца, про картель? – спросила она.

– Получается, нет.

– Да как же так?

Лидия засомневалась, но тут же поймала себя на лицемерии. Она ведь тоже когда-то не знала. Все ее представления о причинах и следствиях неожиданно покачнулись и рухнули, как фишки домино.

– Не знаю. – Лоренсо пожал плечами. – Но он объявил твоей семье самую настоящую вендетту. Разве только пресс-релизы не рассылал, потому что в курсе были все хардинерос. Обычно когда появляется какая-то работа, о ней знает только тот, кто будет ее выполнять. Но тут все было по-другому. Все знали, и не только в городе, но во всем Герреро.

Лидия с трудом сделала шаг, за ним второй, но мозг ее по-прежнему дымил, как перегревшийся двигатель. Она была ошарашена. Все это время у нее в мыслях звучал один и тот же дурацкий, совершенно бессмысленный припев: этого не должно было случиться, этого не должно было случиться. Где-то был просчет. Какое-то упущение. Раз за разом она проигрывала в голове разговор с мужем накануне публикации. Себастьян спросил, не лучше ли на всякий случай спрятаться на пару дней в отеле.

– Нет, думаю, с нами и так все будет в порядке.

– Сто процентов?

– Да. Сто процентов.

Слова, от которых теперь негде было спрятаться. Они постоянно снились ей по ночам. Выворачивали нутро без всякой передышки. Ну не глупость ли, что она всегда так ненавидела эти поездки в отель: не хотела дергать Луку, не хотела, чтобы он пропускал школу, и не хотела, чтобы книжный магазин терпел убытки. Она не хотела нарушать привычный распорядок дня. Искренне верила, что Хавьер не станет вредить ее семье. Теперь она бы отдала что угодно, лишь бы вернуться в тот вечер и ответить на вопрос Себастьяна иначе. Проглотить свои слова, не дать им прозвучать. Сто процентов. Какое высокомерие, какое безрассудство! Конечно, просчитать каждую возможность она не могла. Но почему не спохватилась раньше? Пусть она не предвидела точного исхода событий, но ведь можно было предположить, что случится нечто непредсказуемое? Почему, почему, почему? Лидия чувствовала себя разбитой на мириады осколков, которые держались вместе только благодаря какой-то временной уловке гравитации. Одно неверное движение – и все рассыплется.

Конечно, новость о смерти Марты меняла все. Абсолютно все. Немного успокоившись, Лидия заметила, что недавнее потрясение перетекает в совсем иное чувство, которое она немедленно погнала от себя прочь. De ninguna manera[72]. Переживать о мертвой дочери Хавьера она не собирается. И даже не станет называть ее по имени. Ей нет никакого дела до страданий этого человека. В гостинице «Дукеса Империал» осталась его записка со словами: «Мне очень жаль, что нам пришлось все это пережить. Теперь мы навечно связаны общим горем». Нет и еще раз нет. У него совсем не такое горе, как у нее. И сострадания он от нее не дождется.

Вместо этого Лидия разозлится. Станет живым воплощением ярости, бурлящей в ней с тех самых пор, как в одночасье, по злобной прихоти Хавьера, она потеряла всю свою семью. Она пойдет вперед, а он пусть остается; с собой она унесет имена шестнадцати убитых родственников. Невинные жертвы, все до единого. Особенно Себастьян. Честный человек, который просто делал свою работу.