— Мы сумасшедшие. Мы оба совершенно сумасшедшие. — Терри встала, пошатнувшись, и ушла в ванную.
Митч лег на кровать, прислушиваясь к шуму душа. Нужно приглядывать за Билли Джин, подумал он. А впрочем, ну ее к черту, пусть сама за собой смотрит. Все так перепуталось, что уже трудно было понять, что важно и что не важно. Может быть, Флойд где-то поблизости, может быть, нет — какая разница? Митч закрыл глаза и сразу уснул.
Нежное прикосновение к щеке мгновенно его разбудило.
Терри, склонившись, целовала его.
Он приподнялся, опираясь на локти. Она легонько толкнула его в грудь, и он опять упал на подушку. Она сидела на краю кровати, завернувшись в полотенце, розовая и чистая. Он протянул к ней руки и привлек к себе…
Потом, много позже, когда они лежали рядом, Митч повернулся и сказал ей:
— Извини, я не хотел, чтобы так случилось. Я не из тех, с кем такая, как ты, может иметь какие-то отношения. И я совсем не хотел сделать из тебя что-то дешевое, что-то, чего надо стыдиться.
Она отстранилась, ничего не сказав. Через минуту он потянулся за ее рукой. Рука была ледяная. Терри резко проговорила:
— Ты себя чувствуешь дешевкой?
— Нет… я…
— Ты пуританин, Митч. При всей твоей современной внешности ты устарел на столетие. Неужели ты не понимаешь, что мне это было так же необходимо, как и тебе?
Он долго изучал ее, чувствуя, что непрошеные чувства переполняют его душу.
— Наверное, я слишком долго был рядом с Билли Джин — это из-за нее все кажется дешевым. Извини, что я так сказал, я хотел сказать совсем иначе. Да я и не знаю, что хотел сказать. Ну, в общем, я ведь никогда не говорил, что я умный.
Она улыбнулась.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Они лежали и молчали, слова не были им нужны. Но постепенно вернулся страх. Страх все время подстерегал их у края этой случайной и хрупкой идиллии…
— Пожалуй, тебе надо позвонить своему старику, — сказал он. — Не обязательно говорить, где ты, просто пусть знает, что с тобой все в порядке.
— Не сейчас. — Это прозвучало очень резко; она села в постели, тряхнула головой, злясь на него за эти слова.
— Почему? — спросил он.
— Это длинная история.
— Я не хотел задевать за больное, извини. Но он, наверно, лезет сейчас на стену.
— Пусть лезет.
— Ты его ненавидишь?
— Да. Нет… А, черт, я не знаю, Митч. Ты хочешь услышать печальную историю моей жизни?
И она рассказала.
— Мать до сих пор в закрытой психиатрической лечебнице, — закончила Терри свой рассказ. — Это он ее довел. А брата довел до самоубийства. У него никогда не было для нас времени, Митч, вот в чем дело. Поэтому я и не хочу звонить ему, пусть помучается. Мое молчание будет ранить его так же, как его молчание ранило нас. У него будет достаточно времени поразмыслить.
— Может, это не мое дело, — задумчиво проговорил он, — но ведь это не поможет твоей матери, не вернет брата и не сделает тебя счастливой. И наверно, твой отец уже слишком стар, чтобы его можно было изменить. Ты можешь причинить ему боль, но не переделать.
— Что же мне — простить его?
— Не думаю, что когда-нибудь ты сможешь его простить. Но, возможно, тебе от всего этого больнее, чем ему. Изгрызешь себя, а что толку?
— Ты сейчас похож на учителя, — насмешливо сказала она. — Учишь добру и злу.
— Может, ты просто заключишь с ним что-то вроде перемирия, и вы оба пойдете своей дорогой?
— Я так и хочу… Но давай больше не будем об этом.
— Как хочешь. Только… ну, совсем недавно мы любили друг друга, и я подумал, что это что-то значит для обоих. Или нет?
Она ответила не скоро.
— Да, значит, Митч.
— Но если ты хочешь заполнить себя ненавистью, много ли в тебе останется места для…
Ее глаза медленно наполнились слезами. Она попыталась ощупью найти его руку, но он отстранился и встал с постели.
— Я ведь уже говорил, что я глупый. Все это смешно. Я один из тех, кто тебя похитил — забыла? Шикарная из нас получилась бы пара — богатая студентка и паршивый нищий гитарист, у которого над головой висит тюремное заключение от двадцати лет до пожизненного…
— Не обязательно же должно быть так, Митч. Ты знаешь, что я не заявлю на тебя.
— Тебе и не придется. Полицию и суд с радостью возьмет на себя твой старик.
На это у нее не было готового ответа. Он отвернулся и ушел в ванную. Рубашка была еще влажная, но он ее надел.
— Послушай, это очень странно, но и я раз в неделю бываю голодным. Идем куда-нибудь, поедим. Надеюсь, тебе нравится мексиканская пища.
— Очень нравится. — Она поднялась с кровати, завернулась полотенцем; взяв свои вещи, закрылась в ванной, как бы отгородившись от него, закрыв доступ в свою жизнь, куда она только что так легко его впустила. Поэтому, когда она вернулась одетой, он с непроницаемой маской на лице сказал:
— Мы с тобой два человека, которые однажды случайно встретились в пустыне. Так и оставим.
Она удивила его, ответив: