Я намеревался наскоро перекусить в городском пабе на набережной, но Люсинда заказала бутылку красного вина. Большую его часть она выпила сама, но перед интервью заставила меня выпить больше, чем обычно. Из-за этого я сначала почувствовал раздражение к ней. Но меня также заинтриговало ее поведение, которое, как мне казалось, становилось знакомым, возможно, пугающе знакомым. Мне нравилось ее общество: у нее был живой ум и искренний смех, и с ней было весело. Она рассказывала забавные истории о своем покойном муже не потому, что он умер, а делясь воспоминаниями о счастливой совместной жизни. Она рассказала мне еще несколько трогательных историй о Жанне, когда та была маленьким ребенком, а также о чувстве свободы, которое они с Дугалом внезапно ощутили, когда Жанна окончила университет и нашла свою первую работу в Лондоне. Когда она позже переехала в Берлин, они восприняли это как возможность чаще бывать в Германии.
Люсинда сказала, что никогда не чувствует себя одинокой. У нее был широкий круг общения, и то, что она называла особенными друзьями. Говоря это, она прижала свою руку к моей, а затем еще несколько раз, что заставило меня слегка насторожиться. Я уже начал жалеть, что рассказывал ей так много о моих отношениях с Лил и что слишком открыто выразил свои чувства. Оглядываясь назад, я понял, что это могло показаться приглашением к близости. Для меня это было сродни предательству Жанны.
Когда Люсинда ненадолго отошла от стола, я позвонил Татарову по мобильному. После некоторой задержки он ответил и, похоже, был недоволен. Сказал, что ждал меня еще утром, но теперь уже слишком поздно, и в любом случае у него сейчас другие дела. Его вполне устроит завтрашний день – и он повесил трубку, прежде чем я успел ответить.
Когда Люсинда вернулась, я сказал ей об этом, и она сразу же заказала еще одну бутылку вина.
День тянулся с уже знакомым безмятежным ощущением, будто все слегка не в фокусе. Ближе к вечеру мы пошли прогуляться по крутому изгибу набережной Ротсея, поначалу слегка покачиваясь, но по мере того, как мы вдыхали чистый воздух залива, наши ноги постепенно восстановили устойчивость. Над нами кружили морские птицы, на мелких волнах шевелились длинные пучки бурых водорослей. Темнота окружающих гор ничуть не тревожила, я впитывал безмятежное настроение острова. Вдоль дороги, что тянулась вдоль берега моря, выстроились старые каменные жилые дома, серые или цвета ржавчины, а также множество викторианских вилл, выкрашенных в пастельные цвета. Именно в этом умиротворенном состоянии я решил, что когда-нибудь остров Бьют может стать для меня постоянным домом. Люсинда держала меня под руку, прижимая к себе.
Я чувствовал себя неловко.
К гавани, скользя по гладкой вечерней воде, подходил паром. Из-за большого количества вина, выпитого нами обоими, я гнал от себя мысли о возвращении в Эдинбург, но Люсинда, похоже, протрезвела достаточно, чтобы сесть за руль. По крайней мере, я на это надеялся. Я указал на паром.
– Может, нам стоит вернуться к вам домой? – сказал я. – Мне нужно быть здесь завтра пораньше. Не хотелось бы пропустить еще одну встречу.
– Ни о каком возращении в Эдинбург не может быть и речи, – возразила Люсинда. – Путь неблизкий, а это последний паром. Переночуем в гостинице. Я оплачу вам стоимость номера.
– Может, все-таки не стоит?..
– А что вы предлагаете взамен? – Она снова сжала мою руку. – Мы не можем спать в машине… или, может, вы к этому готовы?
Она уже шагала через дорогу, прочь от набережной, туда, где было несколько отелей. Я, обеспокоенный этим, поплелся за ней. Мне не хотелось гадать или воображать, что имела в виду Люсинда, но я слишком нервничал, чтобы спросить ее прямо. На первых двух отелях или гостевых домах, мимо которых мы прошли, висели таблички «Свободных мест нет», но в третьем, внушительном здании с гордым названием «Королева Виктория», оказались свободные комнаты. К моему великому облегчению, Люсинда попросила у администратора два одноместных номера с ужином в тот вечер и завтраком на утро. Когда администратор уточнила, нужны ли нам номера только на одну ночь, я ответил решительным «Да».
Как только я оказался в своей комнате, я позвонил Жанне на мобильный и рассказал ей, что происходит.
– Она безобидная, Бен, – тотчас сказала она и рассмеялась, когда я рассказал ей о ситуации, которая, похоже, развивалась в подозрительном направлении. – Она всегда такая с мужчинами. Порывистая. Любит пококетничать, покрасоваться, произвести впечатление, порой бывает довольно эмоциональной. Не позволяй ей пить слишком много.
– Мы уже выпили две бутылки Mâcon Rouge, – сказал я.
– Она захочет еще одну к ужину. Просто держись на расстоянии и как можно скорее возвращайся в свой номер.