Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга IV

Судье Роану пришлось принимать довольно спорное решение, согласно которому Биверс может быть допущен для дачи показаний. Самое смешное заключается в том, что препирательство вокруг его показаний не стоило и выеденного яйца, поскольку Биверс дал очень нейтральные показания, из тех, о которых можно сказать «ни о чём». Он рассказал, как приезжал на карандашную фабрику и видел там капли крови на 2-м этаже, самое большое из которых было «размером с четвертак», то есть монету в четверть доллара [примерно 20 мм. диаметром]. Более ничего дельного он о расследовании сказать не мог и даже дату собственного посещения карандашной фабрики Начальник полиции помнил нетвёрдо, по его мнению, он там побывал то ли в понедельник 28 апреля, то ли во вторник.

Но склока по поводу допроса Биверса показала, что обе стороны — обвинение и защита — очень напряжены и «заточены» на острый конфликт.

В тот же день последовали допросы куда более важные, нежели в случае с Биверсом, и в эмоциональном отношении крайне непростые. Сначала свидетельское место заняла мать убитой девочки, которая рассказала о событиях последнего дня её жизни и провела опознание представленных улик — платья, в котором была найдена Мэри Фэйхан, и её шляпки. В этом месте невозможно удержаться от мелочного уточнения — шляпка, которую представили суду в качестве улики [как принадлежавшую убитой девочке], имела синюю ленту и бутоньерку, между тем из показаний полицейских нам известно, что шляпка, найденная в подвале карандашной фабрики не имела ни ленты, ни каких-либо других украшений. Кто и для чего занимался «украшательством» шляпки и была ли это действительно шляпка, найденная в подвале — мы сейчас сказать не можем. Оставим эту деталь без комментариев.

Другим довольно напряженным эпизодом того дня стал допрос Джона Эппса, того самого подростка, который ехал с Мэри Фэйхан в одном трамвае. Причём сам Джонни никакого особенного волнения, по-видимому, не испытывал и наслаждался всеобщим вниманием к собственной персоне. Держался он довольно раскованно и говорил даже то, о чём его не спрашивали, в частности, Эппс заверил суд, будто умеет определять время по тени солнца, закрывая один из глаз. Такая вот детско-юношеская непосредственность! По существу же, показания подростка были очень грустными, ведь он являлся одним из последних, видевших Мэри Фэйхан живой. Закончил он свои показания рассказом о том, как договорился встретиться с Мэри в 2 часа пополудни часов возле аптеки Элкина (Elkin), там он её ждал до 16 часов, а потом ушёл смотреть игру в мяч.

И наконец, в тот же день начался ещё один важный и напряженный допрос свидетеля обвинения. Свидетельское место занял Ньют Ли — один из самых убедительных кандидатов на роль убийцы или соучастника убийства [наряду с Джимом Конли и обвиняемым Лео Франком].

Вверху: допрос Ньюта Ли солиситором Хьюгом Дорси во второй половине дня 3 августа 1913 года. Внизу: та же фотография, приведенная в газете с указанием некоторых из запечатленных лиц. Цифрами обозначены: 1 — подсудимый Лео Франк; 2 — Люсиль Селиг Франк, жена подсудимого; 3 — миссис Рэй Франк, мать подсудимого; 4 — адвокат Рубен Арнольд; 5 — адвокат Лютер Россер; 6 — солиситор Дорси, главный обвинитель; 7 — Фрэнк Хупер, помощник обвинителя; 8 — судья Роан; 9 — Ньют Ли, свидетель обвинения.

Никаких сюрпризов допрос Ньюта Ли не принёс, что следует признать ожидаемым. Если в этом деле что-то и выглядело незыблемым и несомненным — так это показания ночного сторожа. Ньют Ли отбил все подозрения в свой адрес во время предварительного расследования и можно было не сомневаться в том, что и в суде он не отступится от сказанного ранее и опрометчивых оговорок не допустит. Так и вышло! Несмотря на свой угрожающий [если не сказать бандитский] вид, Ньют Ли сумел убедить всех в том, что наружность не соответствует характеру, по крайней мере, в его случае и конкретно в этом деле.

Следующий важный эпизод судебного процесса, который никак нельзя обойти молчанием, связан с дачей показаний Джимом Конли. Тот занял свидетельское место в понедельник 4 августа и допрос его нельзя не признать отлично отрепетированным. Следуя за наводящими вопросами солиситора Дорси, этот важнейший свидетель обвинения выдал обстоятельный, очень подробный рассказ о событиях 26 апреля, в целом хорошо соответствовавший содержанию последнего из его «стейтментов». Правда, в рассказе Конли появились некоторые детали — или, если угодно, «штришочки» — которых не было в упомянутом «стейтменте». В частности, чернокожий свидетель рассказал о крике, который он услышал из помещений в задней части 2-го этажа, примерно со стороны участка металлообработки. Другая деталь была связана с тем, что Конли заявил, будто слышал, как кто-то бегает на цыпочках по 2-му этажу из «металлической» комнаты к кабинету управляющего и обратно. Свидетель также припомнил новые нюансы своего разговора с Лео Франком в кабинете последнего, в частности то, что управляющий признался ему, что ударил девочку.