Читаем Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга IV полностью

История с письмом, судя по всему, явилась либо выходкой душевнобольного, либо чьей-то глупой и жестокой шуткой. Поскольку в декабре 1929 г. в местных средствах массовой информации вопрос о судьбе Мелвина Хорста поднимался несколько раз, автор таким вот отвратительным способом позволил себе поглумиться над страданиями семьи. Сложно сказать, что движет жестокосердными людьми, позволяющими себе издеваться над близкими родственниками жертв преступлений, но подобный феномен хорошо известен и встречается намного чаще, чем принято думать.

В конце декабря 1929 г. местные газеты дали репортажи, в которых рассказывалось о семье Хорстов и неутешительных результатах расследования исчезновения Мелвина. Некоторые из этих публикаций оказались очень трогательны. Так, например, в одном из интервью Зора Хорст, мать пропавшего малыша, рассказала, что рождественская ёлка, поставленная в декабре минувшего года, простояла в доме целый год как своеобразный памятник Мелвину. Малыш очень любил под ней играть и родители не нашли в себе силы убрать её. Другой рассказ матери был связан с тем, как она прочла Мелвину евангельскую историю о волхвах, пришедших к Деве Марии. По словам Зоры, сын понял смысл этой истории, напрямую связанной с празднованием Рождества Христова, и проникся сознанием необычности праздника.

Декабрьские события 1929 года, разумеется, воскресили в общественном сознании воспоминания о таинственной и очевидно трагической судьбе мальчика. То, что спецпрокурор Муги деятельно расследовал случившееся, да так толком ничего и не выяснил, не устраивало как жителей штата, так и руководство правоохранительными органами. В трагической истории требовалось поставить точку и вопросы требовали ответов!

Другими словами, на раскрытие случившегося с Мелвином Хорстом существовал политический заказ. Именно наличием подобного заказа можно объяснить то в высшей степени неожиданное продолжение расследования, что специальный прокурор продемонстрировал в феврале 1930 года.


Рождественская ёлка, поставленная в доме Хорстов в декабре 1928 г., простояла целый год. Этот атрибут детского праздника превратился в своеобразный памятник Мелвину, любившему в последние дни своей жизни играть под нею. На этой газетной фотографии можно видеть Зору Хорст, мать Мелвина, с его братом Ральфом и сестрой Элис. На врезке фотография самого Мелвина.


Сложно сказать, чем руководствовался Уолтер Муги в своих рассуждениях о том, как надлежит реанимировать расследование. Очевидно, он считал, что решение стоящей перед следствием проблемы кроется в голове Чарльза Ханны, игравшем с Мелвином на пустыре и видевшим его последним. Прокурор в силу неких причин [а может, и без причины, а лишь ввиду внутренней убежденности] считал, что Чарльз видел или слышал нечто, что способно привести правоохранительные органы к похитителю. На чём базировалась подобная уверенность спецпрокурора, автор сказать не может, но Уолтер Муги явно видел свою задачу в том, чтобы каким-то образом «разговорить» Чарльза.

Как мы помним, в год назад прокурор и его помощники из службы шерифа мальчика «разговорили» — тогда Чарльз дал показания против членов семьи Арнольд. Теперь же, по прошествии года, спецпрокурор решил повторить фокус, рассчитывая получить иной результат.

В первых числах февраля 1930 г. Чарльз Ханна снова был вызван к специальному прокурору на допрос. На этот раз мальчик рассказал уже совсем другую историю, нежели в декабре 1928 г. По словам свидетеля, покинув территорию ничейного участка на Честнат-стрит около 17:15 27 декабря, мальчики не разошлись, а отправились вместе по МакГилл-стрит в южном направлении. Чарльз увидел, как его отец Чарльз Ханна-старший, вошёл в гараж Фрэнка Фэя (Frank Fey), находившийся здесь же, на МакГилл-стрит. Мальчики решили зайти туда же, дабы поздороваться и засвидетельствовать своё почтение.

Однако их появление вызвало вспышку гнева отца Ханны, который с криком набросился на детей. Причина гнева была донельзя обыденна — Чарльз Ханна-старший пьянствовал в этом гараже в компании своего дружка Эрла Кональда (Earl Conald). Вспышка гнева Ханны-старшего напугала Мелвина и тот заплакал, но нервная реакция мальчика не только не успокоила Ханну-старшего, но как будто бы лишь усилила его бешенство. Отец приказал сыну [то есть Чарльзу-младшему] отправляться домой и никому не говорить о случившемся в гараже, при этом Мелвина Хорста он задержал и выйти ему на улицу не позволил.

Чарльз Ханна-младший в ужасе прибежал домой, не зная, что и думать о случившемся. Но затем всё, как будто бы, успокоилось — отец явился довольно скоро, в течение вечера он несколько раз уходил из дома, но быстро возвращался. Когда вечером того дня начались поиски Мелвина, Чарльз Ханна-старший принял в них участие. Наблюдая за поведением отца, сын решил, что тот не имеет отношения к исчезновению Мелвина. Поскольку отец запретил рассказывать кому-либо о сцене в гараже, Чарльз-младший не упомянул о случившемся во время допросов в конце декабря 1928 г. и в начале 1929 г.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное