Он попал в комнату поменьше, но с таким же бетонным полом и оштукатуренными стенами, там пахло химией, а в полу также имелся слив. Шкафы, корзины для белья и очередной удар по голове.
— Давай. Раздевайся.
Сэм не пошевелился.
Ещё один удар, сильнее. Колени подкосились, с него сняли наручники и поставили на ноги.
— Чем живее разденешься, тем меньше крови из тебя вытечет.
Сэм завозился с пуговицами, пока трое легионеров наблюдали за ним, и в голове у него промелькнуло воспоминание о том, как он впервые оказался в раздевалке в старших классах, когда раздевался в присутствии других людей, как ему было стыдно, неудобно, словно все вокруг таращились именно на него.
Он разделся. Смотрел он, при этом, на бурое пятно на дальней стене, похожее на пятно крови. Ноги начали дрожать.
— Стой ровно.
На плечо легла ладонь, загудела электробритва и на пол упали клоки волос.
— Стой так.
Перед Сэмом появился человек со шлангом в руке. Он смеялся.
— Попал как кур в ощип, бедолага, — и обдал его облаком какой-то смеси.
Сэм закашлялся, ноги задрожали сильнее, ему сунули кулёк с одеждой. Тонкая хлопковая ткань, настолько тонкая, что одежду даже нельзя назвать пижамой, с синими и белыми полосами, на пол перед ним поставили обувь.
— Сегодня я щедрый, — сказал один легионер. — Оставлю тебе туфли.
— Только никаких носков! — крикнул другой. — Не надо, чтобы про нас думали, будто мы размякли.
Сэм неуклюже сунул босые ноги в кожаные туфли.
— Парни, дайте сделать один телефонный звонок, в ФБР, агенту по имени Лакутюр и…
Тот, что дезинфицировал Сэма, замахнулся дубинкой.
— Заткнись, или новые шмотки замараешь. А теперь, пошёл. Тебе повезло, мудила, наш татуировщик взял отгул. Так что никаких номеров на запястье. Завтра.
Страдая от боли во всём теле, Сэм вышел под пасмурное небо, в голове грохотал шум механизмов. Впереди в заборе открылись ворота и его впихнули внутрь.
— Шестой барак — твой новый дом. Работай усердно, и проживёшь хорошую жизнь.
Снова раздался смех, и он неуверенно шагнул вперёд, прекрасно осознавая, что он больше никакой не Сэм Миллер, инспектор полиции города Портсмут. Ему холодно, всё тело ныло, а челюсть и зубы нестерпимо болели. Он попал в настоящий лагерь, застроенный бараками, с грязью под ногами. В отдалении высились стены карьера, в воздухе висела пыль и дым. Сэм стоял около барака и дрожал — новая одежда совершенно ни от чего не защищала. Он протёр глаза, слипшиеся от каменной пыли, висевшей в воздухе. На стене тёмно-синей краской было намалёвано «Барак N6». Он был сколочен из грубо отесанных досок и стоял на фундаменте из квадратных бетонных блоков. Его новый дом. Он открыл дверь. Та скрипнула.
Темнота.
Крепкий аромат немытых тел и прочих запахов.
Сэм шагнул внутрь, глаза постепенно привыкали к тусклому свету. Внутри стояли сколоченные нары от пола до потолка, по четыре штуки в высоту. Зашевелились тела, уставились на него, подняв тощие бритые головы. Сэм шагнул вперёд и поморщился от острой боли в рёбрах и бёдрах.
— Эй? — подал он голос.
Послышалось невнятное бормотание. Сэм шагнул ещё, под ногой скрипнула доска.
Головы отвернулись. Он пошёл дальше, стараясь дышать ртом и оградиться от вони, которая, казалось, накрывала его, подобно одеялу, по мере того, как он углублялся внутрь барака. Две угольные печки с трубами, тянущимися к потолку, снова нары, а в самом дальнем углу — уборная, судя по тянущейся оттуда крепкой вони. Около уборной стояла пустая койка. Сэм заметил голый матрас, в углу лежало свёрнутое одеяло и изношенная подушка.
С ближайшей койки поднялся мужчина и, прихрамывая, подошёл к нему.
— Новенький, да? — спросил он.
— Ага, новенький, — ответил Сэм.
— Так и думал. Слишком чистый, слишком свежий. Американец?
— Ага.
Мужчина был почти на пятнадцать сантиметров ниже Сэма, его голова была коротко острижена. Он носил куцую тёмную бородку, под которой выпирал кадык. Старая тюремная роба висела на нём, как на вешалке.
— Меня зовут Отто, — сказал он.
— Сэм. Вы немец?
Отто покачал головой.
— Нидерландец. Голландец. Хотя, родом из Германии. А вы Jude?
— Что, простите?
— Jude? Еврей?
— Нет, я не еврей.
Отто, казалось, встревожился.
— А. Так, почему вы здесь?
— Потому что оказался не в том месте, не в то время и задавал не те вопросы. — Он оглядел лица вокруг и спросил: — Почему они на меня так смотрят?
Отто обернулся и сказал:
— Они нервничают. Вы чистый, американец, и утверждаете, что не еврей. Они думают, вы — шпион. Доносчик. Кто может их в этом винить?
— А вы?
Голландец склонил голову.
— Не уверен. Может, я просто мнительный. Как знать, а?
— Послушайте, здесь все — евреи? — спросил Сэм.
— Конечно.
— Откуда?
Отто пожал плечами.
— Отовсюду. Из Германии. Из Польши. Из Голландии. В соседнем бараке есть даже из Англии. Все — евреи.
— Как вы сюда попали?
Отто снова пожал плечами.
— А как ещё? Нас забрали из других лагерей, посадили в поезда, потом на корабли. Корабли пересекли Атлантику. Мы все сильно заболели. А потом в военный порт. В Вирджинии, кажется, а затем опять же, поездом, сюда.
Сэм едва мог поверить в то, что только что услышал.