Американский орёл

Через два часа работы наступило время завтрака. Измотанная лошадь с торчащими рёбрами притащила телегу с кастрюлями. Густая овсянка, холодные тосты, пахнущие прогорклым маргарином и чашка слабенького кофе. Было сытно, но раньше Сэм над такой едой посмеялся бы.

«Боже, — подумал он, — раньше». Его накрыло осознание собственного положения. Прямо в самую душу ударило. Его братец, Тони, возможно, рассмеялся бы от всей души. Тони, бунтарь, преступник — он-то был на свободе. А его брат, орёл-скаут и звезда футбола, прилежный брат, находился в лагере, в месте, гораздо худшем, чем там, где был Тони, месте, где…

От удара в спину он упал, осколки мрамора разорвали одежду, с колен потекла кровь. Он поспешно поднялся, схватил лопату и оказался лицом к лицу с офицером-эсэсовцев, который уже замахивался на него кнутом. У этого офицера была гладкая кожа, светлые волосы и острый нос. Он выкрикнул:

— ZurЭck zu Arbeit, Juden!

Рядом с ним стоял легионер в очках и с густыми усами, форма у него была грязная и поношенная.

— Я вообще нихуя не понял, что сказал этот нацист, — прокашлял Сэм.

Легионер рассмеялся.

— Мужик, ты, по ходу, не местный, ведь местные никогда бы не подняли лопату на «колбасника». Он сказал: «За работу, жид». Даже если ты американец, здесь ты никакой не американец.

Сэм намеревался сказать, что он не еврей, но промолчал. Он опустил лопату.

Обед не был столь торопливым, как завтрак. Заключённым позволялось сесть, вытянуть ноги и есть из металлических мисок рагу с водой и сухарями. И вновь Сэм оказался рядом с Отто, который облокотился на штабель с брёвнами.

— Чем вы занимались до войны? — спросил Сэм.

— До войны? Занимался бизнесом в Амстердаме. Милая, безопасная, скучная работа. Надеюсь, когда-нибудь на мои навыки обратят внимание и увезут из каменоломни. Они так иногда поступают, знаете ли. Если у них возникает нужда — в электриках, сантехниках, университетских профессорах — они их забирают и перевозят в особые лагеря.

— Сколько вы уже здесь?

— Восемь месяцев. До этого был где-то на юге. Очень жарко. Рубил лес на болотах. И насекомых много.

— А до этого?

Он покачал головой.

— Не хочу об этом вспоминать. Это был лагерь в Польше, очень плохой. Потом как-то раз офицер привёл американца в хорошем костюме. Добровольцы на работу в Америку. Кто хочет? Поехали бы все если б могли, и вот мы здесь.

Сэм проглотил ещё пару ложек рагу.

— А куда уходит мрамор? Или срубленные леса? Куда всё это отвозят?

— На поезда, — ответил Отто. — Грузят на поезда. А нам-то какое дело? Мы работаем, выживаем, нам даже платят.

— Платят? Деньгами?

— Да, по доллару в неделю. По воскресеньям мы можем тратить эти деньги в лагерном магазине. Например, мыло. Бритвы. Чай.

Сэм доел рагу и дочиста вытер миску коркой хлеба.

— Отто, а отсюда сбегали?

— Попытки случались, да. Но как далеко можно отсюда уйти, находясь в незнакомой стране? А? И в такой одежде?

— А удачные попытки были?

Отто уставился на Сэма.

— Значит, теперь раздумываете о побеге, да?

Сэм ненадолго задумался, размышляя, стоит ли доверять заключённому.

— Просто мысли вслух, вот и всё.

— Ну, так подумайте, вот о чём, мой друг. Если кто-то сбегает из барака, всех остальных в наказание сажают в холодную. Только вода, неделю никакой еды. А потом устраивают лотерею и одного из барака пристреливают. Это охранники придумали — не без помощи немцев, конечно, — что расстрел одного отобьёт охоту у остальных. Помогает. Чаще всего.

Сэм прекратил есть и сидел молча.

— Так, позвольте узнать, мой американский друг, что вы будете делать? Попытаетесь сбежать? Приговорите меня или ещё кого из соседей по бараку к пытке и смерти?

— Я не знаю, что буду делать, мне лишь нужно выбраться и…

— Нам всем нужно выбраться, — жёстко произнёс Отто. — Всем нужно уйти. Но куда нам идти, а? Для еврея в нынешнем мире… безопасных мест больше нет. Поэтому мы живём день за днём, вот и всё. А здесь мы в относительной безопасности. Вы меня понимаете?

— Да, понимаю.