Американский орёл

— Нет, не понимаете, — бросил в ответ голландец. — Так. Расскажу вам притчу. Ммм, нет, не притчу, а правдивую историю. На юге, на лесоповале, я знавал школьного учителя из одной польской деревушки. Его звали Ротштейн. Как-то раз, через несколько месяцев после вторжения, в их деревню приехал отряд особой немецкой полиции и собрал всех евреев на площади. И там они и стояли, не шевелясь, под июньским солнцем. Ни воды. Ни тени. Ни еды. А немцы смеялись. Фотографировали. Они говорили евреям: «Шевельнётесь — умрёте. Поняли?». И один старик не выдержал. Он попытался размять затёкшие ноги. Его застрелили. Закричала женщина. Её тоже застрелили. Около Ротштейна его двухлетний племянник бился в объятиях матери, пытался убежать, мать плакала, а немецкий полицейский поднял мальчика за ногу, показал всем, затем приставил к его голове пистолет и выстрелил. Ротштейна всего забрызгало кровью и мозгами племянника. Это произошло там, где евреи сотнями лет жили в покое и безопасности. А теперь… ничего. Даже здесь, в вашей Америке. Мы здесь больше не в безопасности. Так, скажите, хотите, чтобы меня убили? Или кого-нибудь из моих соседей? Вы настолько важны, чтобы произошло именно это?

Сэм не отвечал. Отто продолжил:

— И насчёт ваших евреев. Они сами переселились в гетто в страхе за то, что с ними могут сделать. Мы в курсе этого. Ваших евреев не окружали пока ещё, не было ни погромов, ни арестов. Но придёт ли их время? Как пришло наше?

Прозвучал свисток, призывавший вернуться к работе, и освободивший Сэма от ответа, которого у него не было.

Глава сорок третья

Тянулся день, он проходил в монотонной изнурительной работе, в ладони впивались занозы с черенка лопаты, мозоли кровоточили и пузырились, Сэм работал, не поднимая головы, махал лопатой, стараясь не дышать каменной пылью, поднятой резаками и бурами. Когда вновь прозвучал свисток, Сэм вместе с новыми товарищами поплёлся обратно в барак, поняв, отчего все эти люди так выглядели. Их вид говорил о безнадёжности, они сдались и знали своё место. Настоящее лишь то, что буквально перед носом, и ничего больше. Жить для них означает, прожить ещё один день без побоев, без расстрелов, и поглотить максимально возможное количество пищи, всё, лишь бы прожить до следующего дня.

Такова жизнь за колючей проволокой.

А выбраться, совершить успешный побег, означало обречь незнакомого человека на смерть. Впереди находился барак N6, в него тянулась цепочка людей. У дверей стоял легионер, которого Сэм узнал по вчерашнему дню; он ткнул пальцем в направлении Сэма.

— Слышь, коп. — Всё лицо легионера было в шрамах от угрей. — Пора закончить одно дельце.

Легионер схватил Сэма за руку и выдернул из строя. Соседи Сэма опустили глаза, словно боялись, что если они будут обращать внимание, то утащат и их. Сэм стряхнул руку легионера и тот хохотнул.

— Ладно, идём, браток, и не будет никаких проблем.

Он пошёл за легионером, каждый шаг давался непросто и сопровождался болью, впереди виднелись открытые деревянные ворота с колючей проволокой, по бокам от них располагались сторожевые вышки. Они свернули направо к небольшому бетонному зданию, которое стояло рядом с тем, где его вчера осматривали. Внутри пахло химией и потом, за деревянным столом сидел пожилой мужчина в белом халате и с седыми волнистыми волосами, на носу у него были очки. Рядом с ним стояли бутылки с чернилами и блестящие инструменты. Старик поднял взгляд и спросил с немецким акцентом:

— Он не еврей, да?

— Неа, — ответил легионер. — Но он наш гость, как и все остальные.

Старик рассмеялся.

— Так и знал, что он не еврей. Всегда угадываю. Ладно, давай его сюда.

Перед мужчиной лежал толстый гроссбух в кожаном переплёте, в котором Сэм разглядел списки имён и цифр. Сэм понял, к чему его готовили. Его заклеймят, словно кусок мяса, как всех бедолаг вокруг, как его жертву убийства.

— Так, слушай, — указательным тоном произнёс старик. — Оголи запястье. И поживее, я на ужин опаздываю.

Сэм не пошевелился.

Легионер ударил его. Всё тело пронзила боль.

— Давай, гад, пошевеливайся! — прорычал он.

Сэм взглянул на легионера и закатал левый рукав. Он протянул запястье, старик взял колющую машинку с иглой на конце, поднёс её к запястью Сэма, и тот ощутил боль от уколов, которые навеки клеймили его как заключённого…

Сэм сжал правую ладонь в кулак, ударил и попал старику в подбородок. Тот удивлённо охнул, до Сэма донёсся крик легионера. Сэм схватил иглу, взял старика за правую руку, притянул к себе и проткнул ему ладонь. Тот завыл, легионер набросился на Сэма, начал бить его руками и ногами, но сквозь боль Сэм почувствовал облегчение.

Пришлось отбиваться.

Глава сорок четвёртая