Американский орёл

— И за всем этим стоит главный казначей?

— Моргентау, в итоге, достиг соглашения, каким бы сложным оно ни было. Евреев будут доставлять сюда тайно, но не как беженцев, а как рабочих. Немцы получают свободную от евреев Европу, а мы рабочую силу.

— Рабскую силу, хотите сказать?

— Им платят.

— По доллару в неделю!

— Что гораздо больше, чем они получали в Европе. Сначала сюда приехало несколько тысяч, работать на медных рудниках где-то в Монтане, и это начинание оказалось успешным. Это хорошие работники, Сэм, которые рады находиться здесь, а не там. Они валят лес, работают в шахтах, на карьерах, даже в нескольких научных учреждениях и на судоверфях. Удалось заработать денег, но ты же знаешь, как работает президент. Он со всего получает откаты, совсем как в те времена, когда был губернатором. По мере развития программы в его кампанию были сделаны взносы.

— Деньги? Так, всё ради денег?

Хэнсон кивнул.

— Да, деньги, как бы грубо это ни звучало. Господи Боже, страна развалена. Годами лежит в руинах, и мы живём на этих руинах, невзирая на конфискацию и перераспределения благ, которые Лонг устраивает по поводу всего. Мы десять лет находились в Депрессии. Поэтому стране нужны деньги. Эти рабочие добывают деньги за экспорт. Твёрдая валюта. Деньги, которых мы не получили бы, используй мы обычные трудовые ресурсы за обычную плату.

— Почему нельзя использовать эти деньги, дав людям работу?

Лицо Хэнсона приняло мрачное выражение.

— А что более ценно для Лонга и Партии? Свободные американцы, занятые реальным трудом, или неимущие американцы, которым, чтобы получать пособие, нужно приносить клятву верности, и в нужное время голосовать, как надо?

— Святый Боже, — пробормотал Сэм.

— Часть денег уходит и на другие дела. Ты смышлёный парень, Сэм. Погляди на наш родной город и увидишь, куда они идут.

Сэм сначала не понял, к чему клонил Хэнсон, но потом догадался. Военно-морская верфь. Расширение флота. Новые здания, краны, доки…

— На армию? Так?

— В основном, — сказал Хэнсон. — Но и в другие места тоже. Строительство дорог и мостов. Президент и его ребята получают свою долю, равно как и Партия. Лонг — это жирный развратный пьяница, который, так уж вышло, является нашим президентом, и будет им оставаться в обозримом будущем. Но нас ждёт и другое будущее, и это человек в военной форме и с забавными усиками. Как только Гитлер разгромит Россию и отдохнёт, он обратит своё внимание по ту сторону Атлантики. Возможно, в то же самое время через Тихий океан будут смотреть его узкоглазые друзья из Токио. Так, что нам нужно подготовиться.

— Вся эта встреча между Лонгом и Гитлером. Дело же не только в деньгах. Мы запускаем свои авиационные и военные заводы, чтобы быть готовыми, так?

— Верно, — ответил Хэнсон. — И все эти бедные евреи — это наша основа. Наш способ профинансировать то, что можем… есть также и гуманитарная сторона.

Сэм рассмеялся.

— Гуманитарная? Вы с ума сошли?

— Нет, не сошёл. Каждый еврей, находящийся здесь — это спасённый еврей.

— Некоторые спасены. Тяжело работают, плохо одеты, скудно питаются…

— И всё же, спасены, в сравнении с тем, что ждёт их в Европе, — настаивал Хэнсон. Моргентау, хот и руководит программой, ему всё это тоже не нравится, но… гораздо лучше находиться здесь, тяжело работать и плохо есть, чем вернуться в Европу, на бойню.

Сэм молчал. Он не знал, что ещё сказать. Хэнсон вздохнул.

— Послушай, Сэм. Ты находишься в очень опасном положении. Теперь тебе известна одна из самых главных и жутких тайн страны. Ты должен сказать мне: что ты намерен делать с этим, если выйдешь?

— Ничего, — сказал Сэм, затем помолчал и добавил: — Какое-то время.

— В каком смысле? — резко бросил Хэнсон.

— В самом прямом, — ответил Сэм. Ему не нравились ни сладкие речи Хэнсона, ни удобство и чистота его формы. Сэм был уверен, что перед тем, как сюда явиться, его босс хорошо позавтракал. Он продолжил: — Может, буду сидеть тихо. Может, не буду. Возможно, американскому народу следует узнать, чем именно, блин, занимается его правительство и как оно обращается с беженцами. Возможно, им следует узнать, что эти бедолаги работают практически до упаду.

— Кто дал тебе право такое рассказывать?

— Я свободный американец, и это единственное право, что мне нужно.

Хэнсон покачал головой.

— Возможно, так и было сколько-то лет назад. Но не теперь. И ты делаешь допущение. Что выйдешь отсюда.

— Вы же не стали надевать форму и два часа трястись в поезде только лишь за тем, чтобы поговорить со мной, правда?

— Именно поэтому. Поговорить с тобой и посмотреть, насколько ты умён. Допустим, Сэм Миллер, паладин правды и защитник чего бы там ни было, рассказывает эту историю «Бостон Глоуб», «Нью-Йорк Таймс» или «Нью-Йорк Херальд Трибьюн». И что потом?

— Я не знаю.

Хэнсон сунул руку под мундир, достал пачку чёрно-белых фотографий.