11.34. Мы стоим на тротуаре перед домом Джин в Верхнем Уэст-Сайде. Швейцар осторожно наблюдает за нами, его взгляд следит за мной из подъезда, наполняя меня несказанным ужасом. Завеса звезд, миллионы рассеянных звезд сверкают на небе, их столько, что это унижает меня, и мне трудно это стерпеть. Я что-то говорю о тревожности, Джин пожимает плечами и кивает. Похоже, ее сознание не в ладах с языком, она словно пытается найти рациональный ответ на вопрос, кто я такой на самом деле, но это, разумеется, невозможно: ключа… нет.
– Ужин был замечательный, – говорит она. – Большое тебе спасибо.
– На самом деле еда была так себе, но – пожалуйста, – пожимаю я плечами.
– Может, зайдешь выпьешь что-нибудь? – спрашивает она чересчур небрежно. Но даже если мне не нравится ее поведение, это не значит, что я не хочу подняться, – вот только что-то останавливает меня, подавляет жажду крови: швейцар? освещение подъезда? ее губная помада? К тому же я начинаю думать, что порнография значительно проще, чем реальный секс, и поэтому гораздо приятнее.
– А у тебя есть пейот?[30]
– спрашиваю я.Она озадаченно молчит.
– Что?
– Шучу, – говорю я, потом: – Слушай, я хочу посмотреть передачу Дэвида
– Ты можешь посмотреть его… – Она останавливается, потом предлагает: – У меня.
Выдержав паузу, я спрашиваю:
– А у тебя есть кабельное?
– Да, – кивает она. – У меня есть кабельное.
Поставленный в тупик, я снова замолкаю, делаю вид, что должен обмозговать это.
– Да нет, ладно. Я лучше посмотрю… не по кабельному.
Она кидает на меня печальный, недоумевающий взгляд:
– Что случилось?
– Мне надо вернуть видеокассеты, – торопливо объясняю я.
Помолчав, она говорит:
– Сейчас? Но ведь уже… – она смотрит на свои часы, – почти полночь.
– Ну да, – говорю я гораздо отрешеннее.
– Ну тогда… спокойной ночи, – произносит она.
Какие книги читает Джин? Заголовки проносятся у меня в голове: «Как влюбить в себя мужчину», «Как сохранить его любовь навечно», «Венец – делу конец», «Как выйти замуж за год», «Сикофант». В кармане пальто я тереблю пачку презервативов в футляре из страусиной кожи, купленных на прошлой неделе в Luc Benoit.
Но нет. Нет.
После неловкого рукопожатия она, не отпуская мою руку, спрашивает:
– Это правда? У тебя нет кабельного?
И хотя вечер был совершенно неромантическим, она обнимает меня, и на этот раз от нее исходит тепло, с которым я незнаком. Я привык воображать, что все происходит как в кино, что события как-то укладываются в рамки сюжета, что сейчас я почти слышу, как играет оркестр, почти вижу, как медленно плывет вокруг нас камера, как над головой у нас в замедленной съемке вспыхивает салют, как ее семидесятимиллиметровые губы шепчут мне: «Я хочу тебя», со звуком Dolby Surround. Но я обнимаю ее холодно и понимаю – сначала смутно, а потом все с большей ясностью, – что буря, которая бушевала внутри меня, утихла и что Джин целует меня в губы. Это возвращает меня к реальности, и я легонько ее отталкиваю. Она со страхом смотрит на меня.
– Слушай, мне надо идти, – говорю я, глядя на свой Rolex. – Я не хочу пропустить… «Дурацкие выходки наших питомцев».
– Хорошо, – произносит она, успокаиваясь. – Пока.
– Спокойной ночи, – говорю я.
Мы устремляемся в противоположные стороны, но неожиданно она что-то выкрикивает.
Я оборачиваюсь.
– Не забудь, что у тебя завтрак с Фредериком Бенне и Чарльзом Рустом в «Двадцать один», – говорит она из двери, которую держит для нее открытой швейцар.
– Спасибо, – кричу я, маша рукой. – У меня полностью вылетело из головы.
Помахав в ответ, она исчезает в вестибюле.
Потом я иду к Парк-авеню, чтобы поймать там такси, и прохожу мимо бездомного бродяги – представителя генетического низшего класса. Пока он тихо клянчит мелочь, хоть «что-нибудь», я замечаю рядом с ним, на ступенях церкви, где он сидит, пакет из книжного магазина Barnes & Noble и не могу вслух не рассмеяться: «Ого, так ты читаешь», – а потом, на заднем сиденье такси, по дороге домой через город, представляю, как мы с Джин прохладным весенним утром бежим по Центральному парку, взявшись за руки и смеясь. Мы покупаем воздушные шарики и отпускаем их в небо.
Детектив
Май перетекает в июнь, перетекающий в июль, подкрадывающийся к августу. Из-за жары последние четыре ночи подряд меня преследовали сны о вивисекции, а сейчас я ничем не занят, прозябаю у себя в кабинете с тошнотворной головной болью, слушаю плеер с приятным диском Кенни Джи, но комнату заливает яркий полуденный свет, он пронизывает мой череп, заставляя похмелье пульсировать в голове, – и поэтому сегодня утром тренировки не было. Слушая музыку, я замечаю, что мигает вторая лампочка на телефоне, а это означает, что ко мне рвется Джин. Вздохнув, я осторожно снимаю наушники.
– В чем дело? – монотонно спрашиваю я.
– Мм, Патрик? – начинает она.
– Да-а-а, Джи-ин? – снисходительно тяну я.
– Патрик, мистер Дональд Кимболл хочет встретиться с тобой, – нервно произносит она.
– Кто такой? – рассеянно огрызаюсь я.