Читаем Американский психопат полностью

– Да не надо, спасибо, – снова говорит он, открывая маленькую черную записную книжечку, которую он вынул из кармана вместе с золотой ручкой Cross.

Я звоню Джин.

– Да, Патрик?

– Джин, не могла бы ты принести мистеру… – Я останавливаюсь, поднимаю глаза.

Он тоже поднимает глаза:

– Кимболлу.

– …мистеру Кимболлу бутылку «Сан-Пелле»…

– Да нет, не надо, – сопротивляется он.

– Это не проблема, – говорю я ему.

У меня возникает чувство, что он старается не смотреть на меня удивленно. Он снова что-то записывает в записную книжку, потом вычеркивает.

Почти мгновенно входит Джин и ставит на стол перед Кимболлом бутылку «Сан-Пеллегрино» и высокий гравированный стакан Steuben. Она награждает меня озабоченным, испуганным взглядом, в ответ я хмурюсь. Кимболл поднимает глаза, улыбается и кивает Джин, которая, как я замечаю, сегодня без лифчика. Я провожаю ее невинным взглядом, потом оборачиваюсь к Кимболлу, хлопаю в ладоши, выпрямляюсь в кресле:

– Итак, о чем мы говорили?

– Об исчезновении Пола Оуэна, – напоминает он мне.

– Ах да, точно. Ну, я ничего не слышал об исчезновении Пола Оуэна или о чем-то таком… – Я замолкаю, потом пытаюсь рассмеяться. – По крайней мере, в «Page Six» не писали.

Кимболл вежливо улыбается:

– Я думаю, его семья хочет обойтись без шума.

– Это понятно. – Я киваю на нетронутые стакан и бутылку, потом поднимаю глаза на него. – Хотите лайм?

– Не нужно, правда, – говорит он. – Все нормально.

– Уверены? – спрашиваю я. – Для вас мы всегда достанем лайм.

Он делает короткую паузу, потом произносит:

– Хочу задать несколько предварительных вопросов, которые мне нужны для этого дела. Можно?

– Валяйте, – говорю я.

– Сколько вам лет?

– Двадцать семь, – отвечаю я. – В октябре будет двадцать восемь.

– Где вы учились? – Он черкает что-то в книжечке.

– В Гарварде, – говорю я ему. – Потом в Гарвардской бизнес-школе.

– Ваш адрес? – глядя только в книжечку.

– Уэст-Сайд, Восемьдесят первая улица, пятьдесят пять, – говорю я. – Дом «Американские сады».

– Хорошее место. – На него это произвело впечатление, и он поднимает на меня глаза. – Очень хорошее.

– Благодарю, – улыбаюсь я, польщенный.

– Это не там живет Том Круз? – спрашивает он.

– Угу. – Я сжимаю горбинку на своем носу. Неожиданно я вынужден крепко зажмурить глаза.

До меня доносится его голос:

– Прошу прощения, с вами все в порядке?

Открыв глаза, в которых стоят слезы, я говорю:

– А почему вы спрашиваете?

– Вы, кажется… нервничаете.

Я лезу в ящик стола и вынимаю оттуда бутылочку аспирина.

– Нуприн? – предлагаю я.

Кимболл странно смотрит на бутылочку, потом вновь на меня, качает головой:

– Нет, мм… спасибо.

Он вытаскивает пачку «Мальборо» и с отсутствующим видом кладет ее рядом с бутылкой «Сан-Пеллегрино», попутно изучая что-то в книжечке.

– Дурная привычка, – замечаю я.

Он поднимает глаза, замечает мое неодобрение, застенчиво улыбается:

– Я знаю. Виноват.

Я смотрю на пачку.

– Вы не… или мне лучше не курить? – испытующе спрашивает он.

Я продолжаю смотреть на пачку сигарет, размышляя:

– Да нет… я думаю, нормально.

– Вы уверены? – спрашивает он.

– Нет проблем, – говорю я и звоню Джин.

– Да, Патрик?

– Принеси, пожалуйста, пепельницу для мистера Кимболла, – говорю я.

Через несколько секунд она приносит пепельницу.

– Что вы можете рассказать мне о Поле Оуэне? – спрашивает Кимболл после того, как Джин поставила хрустальную пепельницу Fortunoff на стол рядом с нетронутой бутылкой воды и ушла.

– Ну… – кашляю я, глотая два нуприна всухую. – Я его не очень хорошо знал.

– А насколько хорошо вы его знали? – спрашивает он.

– Мм… затрудняюсь ответить, – говорю я совершенно искренне. – Он был завязан в этой… Йельской истории, понимаете…

– Йельской истории?.. – сконфуженно переспрашивает он.

Я медлю, не имея ни малейшего представления, о чем я, собственно, говорю.

– Да… Йельская история…

– А что вы имеете в виду… под Йельской историей? – Теперь он заинтригован.

Я снова медлю. Действительно, что я имею в виду?

– Ну, начнем с того, что он, видимо, был скрытым гомосексуалистом. – Честно говоря, об этом я не имею ни малейшего представления, но, вообще-то, очень сомнительно, учитывая, как он велся на девок. – И постоянно нюхал кокаин… – Я замолкаю, потом, немного неуверенно, добавляю: – Я эту Йельскую историю имею в виду.

Я понимаю, что изъясняюсь путано, но по-другому не могу это выразить. Теперь в офисе очень тихо. Внезапно кажется, что комната сжалась и поплыла, и, хотя кондиционер включен на полную, воздух, похоже, начал сворачиваться.

– Итак… – Кимболл беспомощно смотрит в свою книжечку. – О Поле Оуэне вы рассказать ничего не можете?

– Ну… – вздыхаю я. – По-моему, он вел упорядоченную жизнь. Мне так кажется. – И вдруг ни с того ни с сего заявляю: – Он сбалансированно питался.

Я чувствую, что Кимболл разочарован, он спрашивает:

– Но какой он был человек? Кроме того… – он запинается, пытается улыбнуться, – что вы сейчас рассказали.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза