Американский психопат

– Ну так куда мы идем? – спрашивает Макдермотт.

– А кто отказывается от «Тысяча пятьсот»? – спрашиваю я.

– Ты, – говорит Макдермотт.

– Макдермотт, – ною я, – ну тебя.

– Подождите, – говорит Хэмлин. – Давайте сперва решим, куда мы идем.

– Согласен, – дипломатично говорит Макдермотт.

– Я категорически против любых заведений, которые не в Верхнем Ист-Сайде или в Верхнем Уэст-Сайде, – говорю я.

– К «Беллини»? – предлагает Хэмлин.

– Исключено. Там нельзя курить сигары, – одновременно произносим мы с Макдермоттом.

– Вычеркиваем, – говорит Хэмлин. – «Ганданго»? – предлагает он.

– Может быть, может быть, – задумчиво бормочу я. – Трамп там бывает.

– Может, «Зевс-бар»? – спрашивает один из них.

– Давай, – говорит другой.

– Подождите, – говорю я им. – Я думаю.

– Бэйтмен… – выразительно говорит Хэмлин.

– Я обдумываю эту мысль, – говорю я.

– Бэйтмен…

– Подождите. Дайте подумать минуточку.

– Слушайте, я сейчас не в настроении для этой фигни, – предупреждает Макдермотт.

– Может, ну его все на хрен, – говорит Хэмлин. – Просто отлупим пару япошек, потом клевых телок поищем.

– Неплохая мысль на самом деле, – пожимаю я плечами. – Удачная комбинация.

– А ты, Бэйтмен, чем хочешь заняться? – спрашивает Макдермотт.

– Я хочу… – отвечаю я, витая где-то далеко.

– Да? – заинтересованно переспрашивают они.

– Я хочу… размозжить лицо женщины большим тяжелым кирпичом.

– А кроме этого? – нетерпеливо стонет Хэмлин.

– Ладно, – говорю я, беря себя в руки. – «Зевс-бар».

– Ты уверен? Точно? «Зевс-бар»? – с надеждой говорит Хэмлин.

– Друзья, я совершенно не в настроении для всей этой фигни, – повторяет Макдермотт. – «Зевс-бар». Решено.

– Подождите, – говорит Хэмлин. – Я позвоню и зарезервирую столик. – В трубке слышится щелчок, мы с Макдермоттом ждем. Долгая тишина, потом наконец я говорю:

– Знаешь, там, кажется, невозможно заказать столик.

– Может, пойдем в «М.К.»? Техасцу бы понравилось в «М.К.».

– Макдермотт, техасец не идет, – замечаю я.

– Все равно я не могу идти в «М.К.», – не слушая, замечает он, но не говорит почему.

– Я не желаю об этом знать.

Мы ждем Хэмлина еще две минуты.

– Чем он, черт подери, занимается? – спрашиваю я, потом у меня в трубке раздается щелчок.

Макдермотт тоже его слышит.

– Ответишь?

– Сейчас подумаю.

Снова щелчок. Издав стон, я прошу Макдермотта подождать. Это Жанетт. Голос усталый и грустный. Мне не хочется возвращаться на другую линию, и я спрашиваю, чем она занималась вчера.

– После того, как мы должны были встретиться? – спрашивает она.

Я медлю:

– Ну-у-у… да.

– Мы оказались в абсолютно пустом «Палладиуме». Всех пускали бесплатно. – Она вздыхает. – Видели человека три-четыре.

– Знакомых? – с надеждой интересуюсь я.

– В клу… бе… – произносит она, нарочно растягивая слова.

– Прости, – наконец говорю я. – Мне надо было… вернуть видеокассеты… – Потом, реагируя на ее молчание: – Ты же знаешь, я хотел бы увидеться с тобой…

– Я не хочу об этом слышать, – вздыхает она, обрывая меня. – Что ты делаешь сегодня?

Я медлю, думая, как ответить, потом признаюсь:

– «Зевс-бар» в девять. Макдермотт. Хэмлин, – и менее безнадежно: – Хочешь с нами?

– Не знаю, – вздыхает она. Без всякого намека на нежность она спрашивает: – А ты этого хочешь?

– Тебе обязательно нужно быть такой сентиментальной? – спрашиваю я в ответ.

Она вешает трубку. Я возвращаюсь на другую линию.

– Бэйтмен, Бэйтмен, Бэйтмен, Бэйтмен, – заливается Хэмлин.

– Я здесь. Заткнись ты, блядь.

– Мы все еще чего-то ждем? – спрашивает Макдермотт. – Давайте что-то решать.

– Я решил, что лучше сыграю в гольф, – говорю я. – Давно не играл.

– Хуй с ним, с гольфом, Бэйтмен, – говорит Хэмлин. – У нас заказ на девять в «Кактус»…

– И заказ, который надо отменить в «Тысяча пятьсот», мм, посмотрим… мы должны были там быть двадцать минут назад, Бэйтмен, – добавляет Макдермотт.

– О черт, Крейг. Ну, отмени его сейчас, – устало говорю я.

– Господи, ненавижу гольф, – с содроганием заявляет Хэмлин.

– Сам отменяй, – смеется Макдермотт.

– На чье имя? – без смеха, повысив голос, спрашиваю я.

После паузы Макдермотт тихо произносит: «Каррузерс».

Мы с Хэмлином разражаемся смехом.

– Правда? – спрашиваю я.

– В «Зевс-бар» попасть не удалось, – говорит Хэмлин. – Так что, «Кактус».

– Клево, – подавленно говорю я. – Наверно.

– Взбодрись, – ликует Хэмлин.

Лампочка на телефоне мигает – еще один входящий звонок, и, прежде чем мне удается решить, принимать его или нет, Хэмлин устраняет дилемму за меня:

– Если же вы не хотите в «Кактус»…

– Погоди, мне звонят, – говорю я. – Подождите.

Жанетт в слезах.

– Ну на что ты не способен? – всхлипывая, спрашивает она. – Просто скажи мне, на что ты не способен?

– Жанетт, детка, – успокаивающе говорю я. – Послушай, пожалуйста. Мы будем в «Зевс-баре» в десять. Хорошо?

– Патрик, пожалуйста, – просит она. – Со мной все в порядке. Я просто хочу поговорить…

– Увидимся в девять или десять, когда хочешь, – говорю я. – Мне надо идти. Хэмлин с Макдермоттом на другой линии.

– Хорошо, – шмыгает она носом и, беря себя в руки, откашливается. – Встретимся там. Я правда изви…