Американский психопат

Когда я выхожу из такси, здание кажется мне иным, хотя я и не могу понять почему. У меня по-прежнему есть ключи, украденные у Оуэна в ту ночь, когда я убил его, я вынимаю их, чтобы открыть дверь в подъезд, но они не подходят. Вместо этого дверь открывает швейцар в форме, которого полгода назад не было, и извиняется, что замешкался. Я в замешательстве стою под дождем, потом он просит меня войти, радостно спрашивая с явным ирландским акцентом:

– Ну, вы заходите или нет, промокнете ведь.

С зонтом под мышкой, я прохожу в подъезд, запихивая в карман хирургическую маску, взятую с собой от запаха. В руке у меня плеер, и я раздумываю, что мне сказать, как это сформулировать.

– Итак, чем я могу быть вам полезен, сэр? – спрашивает он.

Я не нахожу слов – долгая, неловкая пауза, – перед тем как просто вымолвить:

– Четырнадцатый этаж, А.

Он пристально оглядывает меня, прежде чем посмотреть в свою книгу, потом, просияв, что-то отмечает:

– Ах да, разумеется. Миссис Вулф уже наверху.

– Миссис… Вулф? – слабо улыбаюсь я.

– Да. Она агент по недвижимости, – говорит он, глядя на меня. – У вас ведь назначена встреча?

Лифтер (тоже новый) смотрит в пол, пока мы поднимаемся. Я пытаюсь вспомнить, как я шел сюда той ночью неделю назад, но понимаю, что не возвращался в квартиру после убийства девушек. Сколько стоит квартира Оуэна? Этот вопрос не перестает всплывать в моем мозгу до тех пор, пока не остается там, пульсируя. Утреннее «Шоу Патти Винтерс» было про людей с удаленной половиной мозга. Грудь моя словно набита льдом.

Двери лифта открываются. Я осторожно выхожу, когда они закрываются, – оглядываюсь, потом иду по коридору к квартире Оуэна. Слышны голоса изнутри. Прислонившись к стене, я вздыхаю, ключи у меня в руке, я уже понимаю, что замок сменили. Пока я раздумываю, что мне делать, дрожа, глядя на свои черные туфли от A.Testoni, дверь квартиры открывается, и меня внезапно охватывает жалость к самому себе. Выходит женщина-маклер средних лет, улыбается, заглядывает в книжечку:

– Это вы у меня на одиннадцать?

– Нет, – отвечаю я.

Она говорит: «Прошу прощения» – и идет дальше по коридору, один раз, обернувшись, смотрит на меня со странным выражением лица и исчезает за углом. Посреди стоит пара и что-то обсуждает – им лет под тридцать. На ней шерстяной жакет, шелковая блузка, шерстяные с фланелью брюки от Armani, серьги из позолоченного серебра, перчатки, в руках бутылка «Эвиан». Он в твидовом спортивном пиджаке, кашемировом жилете, хлопчатобумажной рубашке, галстуке от Paul Stuart, через руку перекинут хлопчатобумажный плащ от Agnes В. Новые жалюзи, обшивка из воловьей кожи исчезла; но мебель, стенная живопись, стеклянный журнальный столик, стулья Thonet, черный кожаный диван – все как раньше. Телевизор с большим экраном передвинут в гостиную и включен, звук тихий, идет реклама, в которой пятна сходят с рубашки и говорят в камеру, но я хорошо помню, что я сделал с грудью Кристи, с головой одной из девушек, у которой отсутствовал нос и оба уха были отъедены, как сквозь содранное мясо на щеках и челюстях виднелись зубы, помню поток крови, заливший квартиру, вонь мертвечины, свое собственное смущение, в которое я погрузился…

– Могу я чем-нибудь быть вам полезна? – прерывает мои мысли агент по недвижимости.

Должно быть, это миссис Вулф. У нее очень тонкое лицо с резкими чертами, нос крупный, утомительно-реальный, ярко накрашенный рот, светло-голубые глаза. На ней шерстяной жакет, блузка из «мытого» шелка, туфли, серьги, браслет – от кого все это? Я не знаю. Может, ей и нет сорока.

Я все еще стою, прислонившись к стене, смотрю на пару, которая переходит обратно в спальню, оставляя главную комнату пустой. Я только что заметил букеты в стеклянных вазах, десятки букетов, они заполонили квартиру, их запах чувствуется и в коридоре. Миссис Вулф поворачивает голову туда, куда направлен мой взгляд, потом вновь смотрит на меня.

– Я ищу… Разве Пол Оуэн не живет здесь?

Долгая пауза перед ответом.

– Нет, не живет.

Еще одна долгая пауза.

– А вы… уверены? – спрашиваю я перед тем, как ничтожно добавить: – Я не… понимаю.

Она осознает нечто, заставляющее напрячься мускулы на ее лице. Глаза суживаются, но не закрываются. Заметив хирургическую маску, которую я сжимаю в потной руке, она тяжело, порывисто дышит, не желая отводить глаз. Мне определенно все это не нравится. По телевизору в рекламе муж поднимает кусок хлеба и говорит жене: «Слушай, ты права… этот маргарин действительно вкуснее дерьма». Жена улыбается.

– Вы видели объявление в «Times»? – спрашивает она.

– Нет… то есть да. Да, видел. В «Times», – запинаюсь я, собирая остаток сил, запах от роз густой, перебивающий что-то отталкивающее. – Но… разве квартира не принадлежит Полу Оуэну? – как можно убедительнее интересуюсь я.

Новая долгая пауза, прежде чем она признается:

– Никакого объявления в «Times» не было.