Читаем Американский психопат полностью

Официантка кивает, что-то записывает, отходит, я смотрю на ее зад, потом поворачиваюсь обратно к моделям, пристально разглядываю каждую, пытаясь заметить знак, предательскую тень, проскользнувшую по лицам, какой-нибудь жест, который выдаст, что они лишь притворяются роботами, но у «Нелль» довольно темно – я выдаю желаемое за действительное. Мне остается только хлопнуть в ладоши и глубоко вдохнуть:

– Итак! Здорово было сегодня, да?

– Мне нужна новая шубка, – вздыхает Либби, глядя в свой стакан с шампанским.

– Длинная или до лодыжки? – спрашивает Дейзи все тем же бесцветным голосом.

– Боа? – предлагает Керон.

– Или длинная, или… – Либби замолкает и сосредоточенно думает минуту. – Я видела такую короткую пелерину…

– Но норка, да? – спрашивает Дейзи. – Наверняка норка.

– О да. Норка, – отвечает Либби.

– Эй, Тейлор, – шепчу я, пихая его в бок. – Проснись. Они разговаривают. Ты должен это видеть.

– Да, но какая? – заводится Керон.

– А вам не кажется, что норка слишком… пушистая? – спрашивает Дейзи.

– Да, норка бывает очень пушистая, – на этот раз Либби.

– Серебристая лиса – это очень модно, – бубнит Дейзи.

– И бежевые тона тоже, – выдает Либби.

– А что бывает в бежевых тонах? – спрашивает кто-то.

– Рысь, шиншилла, горностай, бобр.

– Привет, – просыпается, моргая, Тейлор. – Я здесь.

– Спи дальше, Тейлор, – вздыхаю я.

– А где мистер Макдермотт? – потягивается он.

– Где-то внизу бродит. Ищет кокс, – пожимаю я плечами.

– Серебристая лиса – очень модно, – произносит одна из них.

– Енот. Хорек. Белка. Ондатра. Монгольская овца.

– Мне это снится? – спрашивает меня Тейлор. – Или они действительно беседуют?

– Наверное, можно это и так назвать, – вздрагиваю я, – тсс. Ты слушай. Это вдохновляет.

В суши-ресторане Макдермотт, совсем расстроенный, спросил девушек, знают ли они, как называются девять планет Солнечной системы. Либби с Керон назвали Луну. Дейзи не знала наверняка, но упомянула… комету. Она думала, что комета – это планета. Ошеломленные, Макдермотт, Тейлор и я заверили ее, что так оно и есть.

– Сейчас легко найти хороший мех, – медленно произносит Дейзи.

– С тех пор как в меховую отрасль пришло много дизайнеров, проектирующих готовую одежду, выбор меха увеличился, так как каждый дизайнер выбирает разные меха, с тем чтобы придать своей коллекции индивидуальность.

– От этого всего так страшно, – вздрагивает Керон.

– Не надо пугаться, – говорит Дейзи. – Мех – это всего лишь аксессуар. Пусть он тебя не пугает.

– Но мех еще и предмет роскоши, – заявляет Либби.

Я обращаюсь сразу ко всем:

– Кто-нибудь держал в руках девятимиллиметровый «узи»? Это автомат. Никто не держал? Он особенно удобен, поскольку у этой модели нарезной ствол, к которому легко присоединяется глушитель, а сам ствол можно удлинить.

Все это я говорю, кивая.

– Мех не так уж и страшен, – замечает Тейлор, глядя на меня. – Постепенно узнаю сенсационную информацию.

– Мех – это предмет роскоши, – опять заявляет Либби.

Снова появляется официантка, ставит на стол выпивку и вазочку с грейпфрутовым шербетом. Глядя на это, Тейлор, моргая, произносит:

– Я это не заказывал.

– Нет, заказывал, – говорю я ему. – Во сне ты это заказал. Ты заказал это во сне.

– Нет, не заказывал, – неуверенно произносит он.

– Я съем, – говорю я. – Ты слушай. – Я громко стучу по столу.

– Karl Lagerfeld, разумеется, – говорит Либби.

– Почему? – Керон.

– Естественно потому, что он создал коллекцию Fendi.

Дейзи закуривает сигарету.

– А мне нравится смесь монгольской овцы и крота или… – Керон перестает хихикать, – такая черная кожаная куртка, отороченная персидской овцой.

– А что ты думаешь о Geoffrey Beene? – спрашивает ее Дейзи.

Керон задумывается.

– Белые атласные воротнички… сомнительно.

– Но он делает такие чудесные вещи из тибетской овцы, – говорит Либби.

– Carolina Herrera? – спрашивает Керон.

– Нет-нет, у нее слишком пушистые вещи, – качает головой Дейзи.

– Для школьниц, – соглашается Либби.

– Хотя самые замечательные брюшки русской рыси – в коллекции у James Galanos…

– И не забудьте Arnold Scaasi. Белый горностай, – говорит Либби. – Умереть можно.

– Правда? – Мои губы складываются в порочную ухмылку. – Можно умереть?

– Умереть можно, – повторяет Либби, наконец-то она хоть в чем-то уверена, впервые за весь вечер.

– Думаю, в наряде от Geoffrey Beene ты выглядел бы обворожительно, Тейлор, – взвизгиваю я высоким педерастическим голосом и мягко хлопаю его по плечу, но он снова спит, так что все напрасно. Со вздохом я убираю руку.

– Там Майлс… – Взгляд Керон устремлен на соседний столик, где пожилой орангутан с седым ежиком держит на коленях вертлявую девчонку лет примерно одиннадцати.

Либби оборачивается, чтобы удостовериться в этом:

– А я думала, он в Филадельфии снимает свой фильм о Вьетнаме.

– Нет, на Филиппинах, – произносит Керон. – Не в Филадельфии.

– Да? – спрашивает Либби. – Ты уверена?

– Да. На самом деле он уже снят, – произносит Керон абсолютно неуверенным голосом. Она моргает. – На самом деле он… уже вышел. – Снова моргает. – На самом деле, мне кажется, он вышел… в прошлом году.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза